— …Я знаю кое-что, кроме того, что сказала вам вчера, — говорила она. — Я знаю, что есть и другие, кроме Берена и Марко. Как вы говорите, кто-то мог войти в столовую с террасы. Ведь над этим вы думаете, да?
— Такая возможность есть. Но вернемся немного назад, миссис Ласцио. Я правильно понял? Марко рассказал вам, что я спрашивал его про радио, и он боится, что я подозреваю, будто он включил радио с целью обеспечить себе возможность убить вашего мужа?
— Ну… — Она колебалась. — Не совсем так. Марко не выказал страха. Но по тому, как он рассказывал мне об этом, было ясно, что эта мысль у него в голове. И я решила пойти к вам, чтобы выяснить, действительно ли вы подозреваете его.
— Вы пришли защитить его? Или удостовериться, что со свойственной мне бестактностью я не отмел сразу же такой вывод из весьма своевременного включения радио?
— Ни то ни другое. — Она улыбнулась. — Вам не удастся рассердить меня, мистер Вулф. Что, разве вы делали и другие выводы? И много их?
Вулф нетерпеливо покачал головой:
— Вы не умеете делать это, мадам. Прекратите. Я имею в виду вашу подчеркнутую беззаботность. Я не прочь поупражняться в остроумии, когда на это есть время, но сейчас уже полночь, а в соседней комнате меня ждут люди. Дайте мне закончить, пожалуйста. Давайте внесем ясность. Я признался в антипатии к вам. Я знал Марко Вукчича до и после того, как он женился на вас. Я видел, как он изменился. Почему я не доволен, что вы вдруг вновь избрали его объектом своих усилий? Потому что позади себя вы оставляете разрушения. Приучать человека к наркотикам неблагородно, но, сделав это, вдруг выкрасть у него весь запас — просто чудовищно. Закон природы таков, что мужчина должен физически и духовно питать женщину, а женщина — мужчину. Вы же ничего и никому не можете дать. Флюиды, идущие от вас — от ваших глаз, губ, вашей нежной кожи, вашей фигуры и движений, — не благотворны, а губительны. Я прощаю вам: вы живая женщина, со всеми вашими инстинктами и аппетитами, вы увидели Марко и захотели его. Вы опутали его вашими испарениями. Вы сделали так, что они стали единственным воздухом, которым он хотел дышать, а потом, повинуясь капризу, лишили его этого воздуха и оставили задыхаться.
Она и бровью не повела:
— Ведь я говорила вам, что принадлежу к особому типу женщин…
— Позвольте. Я еще не закончил. Я ловлю возможность высказать вам все. Я ошибся, назвав это капризом, это был холодный расчет. Вы ушли к Ласцио, человеку вдвое старше вас, потому что это был шаг вверх. Не эмоционально, а материально. Вероятно, вы также обнаружили, что у Марко слишком твердый характер. Одному дьяволу известно, почему вы не шагнули еще выше, ведь Нью-Йорк предоставляет широкие возможности, а Ласцио был, с вашей точки зрения, всего лишь хорошо оплачиваемым поваром. Но, конечно, вы были молоды. Сколько вам сейчас лет? — Она снова улыбнулась, и Вулф пожал плечами. — Я полагаю также, что дело еще и в уме. Вы не можете быть умны. В конечном счете вы лунатик, так как лунатик плохо приспособлен к естественной и здоровой среде жизни нормальных людей. Ведь в естественные побуждения человека входят способность сопереживания, стремление обуздать свой эгоизм и хищнические инстинкты. Вот почему я назвал вас лунатиком. — Он сел прямо и нацелил на нее палец. — А теперь слушайте. У меня нет времени препираться с вами. Я не подозреваю Марко в убийстве вашего мужа, хотя и допускаю, что он, возможно, сделал это. Все мои возможные выводы вытекают из факта включения радио в самую подходящую минуту, и я продолжаю оценивать их, но пока не пришел к окончательному заключению. Что еще вы хотите знать?