По внутреннему убеждению Асписа, Рукой богов был его величество Орлен, потому что ничто иное не могло объяснить той удачи, которая сопутствовала ему в делах. А еще очень похоже, что Перстом был и Великий Змеелов, потому как ему в свое время везло еще больше.
Но в последнее верить не хотелось — от этого делалось жутко. Выходило, что именно боги спровоцировали кровавую войну, захлестнувшую мир. Те боги, которых было принято считать справедливыми и любящими свою паству. Или сцепились между собой, что-то не поделив, и это было, пожалуй, не лучше.
Существовала еще и третья версия: вмешательство чужого бога, который как-то сумел влезть в дела этого мира. Но она тоже вызывала множество вопросов, сомнений и неприятных мыслей. Где в таком случае пропадали Создатель и Долгая Змея, если допустили подобное вредительство? Неужели они просто не способны защитить своих детей от происков врага?
После всего услышанного продолжать разговор не хотелось, да и гнетущая пустота из головы и души змея никуда не делась. Требовалось время, чтобы все обдумать, по возможности — выяснить кое-какие детали. Хотелось увидеть картину целиком, понять, как все получилось именно так. Где он ошибся? Где — она?
Аспис не сомневался, что старый алхимик говорил правду. Сам этот человек не вызывал почему-то никаких эмоций — ни подозрений, ни недоверия, даром что был близок к Великому Змеелову и не скрывал своей связи с этой одиозной фигурой.
Змей также почти не сомневался, что ребенок, о котором шла речь, был его. И тут, в свете всех обстоятельств, можно было бы посмеяться — считай, третий сын почти того же возраста. Можно было бы, если бы он выжил. А так…
Нет, теоретически можно допустить какое-то совпадение, ошибку или необдуманный поступок Норики, но сейчас в это не верилось. Сожри его Бездна, он же был у нее первым! И вряд ли после всего, что случилось, она сразу прыгнула бы в постель еще к кому-то, скорее, закрылась бы и вычеркнула из жизни всех мужчин. Он слишком хорошо ее знал.
Знал ведь! Сам убедил себя в ее предательстве. Слишком легко принял то обстоятельство, что женщина, ради которой он готов был умереть, оказалась лицемерной дрянью. Не пытался поспорить, выяснить, обдумать другие варианты, упивался обидой… Трус.
Мать-Змея, да он ведь правда струсил! Побоялся найти, вновь заглянуть в глаза, поговорить и — окончательно разочароваться, убедившись, что с самого начала все было ложью.
Может, не так уж и на все он был готов ради нее? И на самом деле в глубине души был убежден, что эти отношения обречены? И оказалось проще оправдать свои страхи, свою неготовность к риску и ответственности ее предательством?