- Я был здесь вчера вечером, - сообщил Ли Муру. - Разговаривал с педоватым врачом и его дружком. Врач - майор в медицинском корпусе. А дружок его - какой-то мутный инженер. Сучара и страхолюдина. И вот врач приглашает меня выпить с ними, а дружок начинает ревновать. Мне же пиво все равно по барабану, а врач принимает это на счет Мексики вообще и себя лично. Начинает старую песню: "А вам нравится Мексика?", то и сё. Я говорю ему: Мексика-то нормальная страна, местами, а вот от него лично у меня геморрой. Вежливо так сказал, понимаешь? А кроме этого, мне домой к жене пора.
А он мне: "Нет у вас никакой жены, вы - такой же педик, как и я". Я ему говорю: "Я уж не знаю, какой из вас педик, док, но выясняет это пусть кто-нибудь другой. Будь вы хоть симпатичным мексиканцем, так вы же - просто старая уродина. А дружок ваш, молью поеденный, - еще и вдвойне". Я, конечно, надеялся, что до крайностей дело не дойдет...
А Хэтфилда ты не знал? Конечно, куда тебе? Это до тебя еще было. Он в pulqueria пришил одного cargador'а. Влетело ему в пятьсот баксов. Так вот, прикинь - если cargador'a взять за основу, во что обойдется убийство майора мексиканской армии?
Мур подозвал официанта:
- Yo quero un sandwich, - улыбнулся он. - Quel sandwiches tiene?
- Ты чего хочешь? - Ли разозлился, что его прервали.
- Я точно не знаю, - ответил Мур, пробегая глазами меню. - Интересно, они могут сделать сандвич с плавленым сыром на пшеничном гренке? - И Мур повернулся к официанту с улыбкой, изображавшей мальчишескую радость.
Ли закрыл глаза, пока Мур пытался донести до официанта представление о плавленом сыре на пшеничном гренке. Мур со своим ломаным испанским был очаровательно беспомощен. Он устроил представление "маленький мальчик в чужой стране". Мур улыбался своему отражению во внутреннем зеркале - улыбкой без тени тепла, но не холодной: бессмысленной улыбкой сенильного тлена, которой впору только вставные зубы, улыбкой состарившегося человека, необратимо поглупевшего в одиночном заточении исключительной любви к самому себе.
Мур был худосочным молодым человеком со светлыми волосами, обычно довольно длинными, бледно-голубыми глазами и очень белой кожей. Под глазами лежали темные круги, а рот огибали две глубокие морщины. Выглядел он сущим ребенком, но в то же время казалось, что он состарился раньше срока. Смерть оставила на его лице свой опустошительный след - маршруты тления пролегли глубоко в плоти, отрезанной от живого заряда контакта. Ненависть была его главным стимулом, он буквально жил и двигался ею, но в его ненависти не было ни страсти, ни ярости. Ненависть Мура была медленным постоянным нажимом, слабым, но бесконечно упорным - она поджидала и пользовалась любой слабостью в противнике. И медленные капли ненависти прорезали на лице Мура эти морщины тления. Он состарился, не ощутив вкуса жизни - точно кусок мяса, так и сгнивший на полке кладовой.