С другой стороны, издатели сетуют на то, что автор слишком глубоко копает и тщательно разжёвывает. Наверное, они в какой-то мере правы. Когда Алексей Костанян — главный редактор издательства «ПРОЗАиК» — обратился ко мне с предложением выпустить серию книг об истории известных блатных песен, он сформулировал идею примерно так:
— Выберем песен 50–70, о каждой вы расскажете: когда родилась, кто авторы — известные или возможные, о каких событиях повествует, приметы времени, криминальный быт и жаргонные термины…
Я закопался в материал — и в результате первая книга «Песнь о моей Мурке» вместо рассказов о 70 песнях содержала очерки всего о 14… А её объём составил почти 400 страниц! То есть на деле песен вошло значительно больше: одних только вариантов «Мурки» не менее восьми, версии «Гоп со смыком», «Постой, паровоз», «Цыплёнок жареный»… Попутно рассказывалось о многих других низовых песнях — «Гоп-стоп, Зоя», «Я парень фартовый», «В далёкой знойной Аргентине» и пр. Читатель узнал и о неблатных песнях: «Там, где Крюков канал», «Шли два героя», «Чёрная роза», о пародиях на блат («С берлинского кичмана», «Коктебля»). А быт и нравы, история одежды, торговли, даже принцип действия тормоза Вестингауза… И всё же факт остаётся фактом: замысел книги здорово отличался от воплощения.
И это бы полбеды. Но вторая книга о блатном песенном фольклоре «На Молдаванке музыка играет» включила в себя очерки лишь о семи уголовно-арестантских песнях. Между тем исследование оказалось более объёмным, нежели первое. Разумеется, и новый сборник включал в себя фейерверк сопутствующих песен: криминальных и народных, былин, детского фольклора, частушек… Однако редактор с тревогой отметил, что при подобном развитии событий количество очерков в третьей книге будет ещё меньше:
— Я понимаю, о каждой песне можно написать отдельную книгу. Но вас порою заносит несколько в сторону, вы настолько увлекаетесь, что начинаете поиски четвёртого или пятого смысла…
Я обещал не зарываться ниже третьего смысла. На том и порешили.
И вот, завершив третью книгу — о песнях советских лагерей, я с ужасом осознаю, что Костанян оказался провидцем. Очередной том моих блатных изысканий действительно уступает по числу очерков предыдущему!
В чём же причина? Неужели я и впрямь докопался до пятого смысла?
Думаю, дело совсем в другом. Третья книга серьёзно отличается от первых двух. Она посвящена исключительно ЛАГЕРНЫМ ПЕСНЯМ — ироничным и шуточным, трагичным и обличительным… Да, песни эти разные, однако их объединяет то, что все они рождались в условиях неволи и мрака. Что не могло не сказаться на их содержании и на особенностях метода их исследования.