– Вам надо отталкиваться от единственно доподлинно известного нам факта, – продолжал доктор, – а именно: позы девушки в тот момент, когда убийца ее зарезал. Если немного подумать, станет ясно…
– Я понял, к чему вы клоните.
– Если наконец-то поняли, скажите, что именно.
– Возможно, убийца в последний момент оказался неспособен осуществить насилие и в пылу бессильной ярости схватился за нож.
– Являющийся, как нас учат психоаналитики, замещением члена. Браво.
– Я сдал экзамен?
– Но не исключена и другая версия, – продолжал Паскуано.
– Какая же?
– Что убийца употребил ее в задний проход.
– О господи, – пробормотал Фацио.
– Это еще что за шутки! – возмутился комиссар. – Вы тут полчаса морочите мне голову и только под конец милостиво изволите сообщить то, с чего надо было начинать!
– Дело в том, что у меня нет стопроцентной уверенности. С точностью установить не могу. Слишком много времени прошло. Но, судя по неочевидным признакам, я предположил бы, что это так. Повторяю: предположил бы, в условном наклонении.
– Иными словами, вы не готовы перейти от условного наклонения к протокольному настоящему времени?
– Честно говоря, нет.
– Нету худшему предела, – хмуро заметил Фацио, когда комиссар положил трубку.
Монтальбано задумчиво молчал, и Фацио продолжил:
– Комиссар, помните, вы говорили, что, когда поймаем убийцу, вы ему морду изукрасите?
– Да. И не отказываюсь.
– А можно мне присоединиться?
– Да милости просим! Ты вызвал Дипаскуале?
– На шесть вечера, сразу после работы.
Фацио уже выходил из кабинета, когда телефон зазвонил снова.
– Синьор комиссар? Там до вас прикурор Домазева на проводе.
– Соедини.
– И ты тоже послушай, – сказал Монтальбано Фацио, включая громкую связь.
– Монтальбано?
– Прокурор?
– Хотел вас уведомить, что я побывал у Морреале и сообщил им страшное известие.
В голосе скорбь и потрясение.
– Вы поступили благородно.
– Это было ужасно, вы знаете.
– Представляю.
Но Томмазео жаждал поведать о перенесенных страданиях.
– Бедная мать, синьора Франческа, лишилась чувств. Об отце уж не говорю – он бродил по дому, бормотал что-то бессвязное, и ноги его тоже не держали.
Томмазео явно ждал реакции Монтальбано, и тот пошел ему навстречу:
– Эх, бедолаги!
– Все эти долгие годы они не переставали надеяться, что их дочь жива… Знаете, как говорится: надежда…
– …умирает последней, – подхватил Монтальбано, делая еще одну уступку и мысленно чертыхаясь по поводу произнесенной банальности.
– Именно так, дорогой Монтальбано.
– То есть они оказались не в состоянии произвести опознание.
– Нет-нет, напротив! Установлено, что покойная и впрямь Морреале Катерина!