С обнаженной головой, с неизменной улыбкой, рассеянной и приветливой, он медленно проходил вдоль ряда своих нахлебников, на секунду останавливался перед каждым и, не глядя в лицо, молча вкладывал в руку бедняка блестящий новенький шиллинг. Когда Освальд приблизился, Пол, хотя и не поднимал головы, но почувствовал это по внезапно охватившему его волнению. В первую минуту он не испытывал ничего, кроме благодарности. Но затем им овладело другое чувство, порожденное безнадежностью его положения, – глубокое и страстное желание заручиться поддержкой этого истинно доброго человека: раз он всей душой стремится протянуть руку помощи самым несчастным и отверженным, то уж, конечно, не откажется помочь и ему. Преданный Каслом, ввергнутый в трясину людского вероломства, загнанный и всеми покинутый, он – видит Бог! – нуждался в такой помощи и поддержке!
Желание заговорить, открыть душу, рассказать о трагическом положении, в какое он попал, властно завладело Полом. «Какой случай!» – думал Пол, замирая. За долгие часы мучительных раздумий он пришел к выводу, что одна только Бёрт может раскрыть тайну убийства. Бёрт все знала – это не подлежало сомнению. И она – здесь, недалеко, живая, реальная, а все остальное – мираж, тени, затерянные во мраке лет. И вот сейчас рядом с ним стоит человек, который в силу своего общественного положения и влияния может скорее, чем кто-либо другой, заставить заговорить эту несчастную. И конечно же, в том, что он, Пол, так низко пал, а потому и произошла эта встреча, было своего рода предопределение, так сказать, перст судьбы.
Внезапно у него потемнело в глазах. Слишком велико было напряжение для его ослабевших, истерзанных нервов. Спазм сдавил ему гортань, слова замерли на языке, он даже губ не мог разжать. Когда головокружение прошло, благотворитель уже исчез. Пол проклинал себя за злополучную слабость. Пойти домой к Освальду он, конечно, не посмеет. Но служитель сказал ему, что босс приходит сюда каждую среду под вечер, и Пол, как ни был убит и расстроен, сообразил, что упущенный случай вновь представится ему на следующей неделе. Серебряная монета, оставшаяся у него в руке, казалась ему талисманом.
Нелегко было прожить последующие дни. К концу недели сильно похолодало. Туманы поднимались с болот и душной мглой нависали над городом. В этих непроходящих угрюмых сумерках воздух был пропитан сернистыми испарениями. У Пола появился сухой, лающий кашель. В минуты, когда сознание его прояснялось, он начинал понимать, что дальше так продолжаться не может.