Когда порядок был наконец восстановлен, генеральный прокурор после долгого совещания с коллегами нехотя поднялся, чтобы произнести речь. Хотя держался он спокойно и с достоинством, весь его вид говорил о том, что ему не по душе стоящая перед ним задача, но… делать нечего. Его речь, размеренная и сдержанная, длилась меньше часа. В противоположность горячей и мастерски построенной речи Грэхэма это была, быть может намеренно, бесстрастная речь. Как только он сел, лорд – главный судья тотчас объявил перерыв.
В четыре часа суд возобновил заседание. Все затаили дыхание, когда, величественный и непроницаемый, поднялся лорд – главный судья и стал держать речь. Пока он говорил, сердце Пола стучало как бешеное. Он взглянул на отца: тот слушал с каким-то болезненным возбуждением.
– До сведения министра внутренних дел доведено, – объявил судья, – что суду стали известны новые обстоятельства, которые позволяют считать ранее вынесенный приговор неправильным.
Последовала долгая пауза. Пол едва дышал.
– В соответствии с этим нам сообщено, что министр внутренних дел тотчас же обратился к его величеству с рекомендацией даровать полное помилование.
Тут началось столпотворение: в воздух полетели шляпы, раздались неистовые крики «ура». Данн и Макивой улыбаются, пожимают руки друг другу, Найджелу Грэхэму, Полу. Какие-то люди похлопывают Пола по спине. А вот и старик Прасти, прерывисто дыша, обнимает его. Элла Флеминг и мать стоят, прижавшись друг к другу, растерянные, все еще не оправившиеся от пережитого стыда. Пастор сидит, закрыв глаза. Похоже, он молится. У Дейла лицо еще более неподвижное, чем всегда. Спротт, потрясенный, протискивается к выходу. На галерее какой-то невысокий человечек отчаянно жестикулирует… Неужели это Марк Булия?
Пол повернулся и стремительно пошел туда, где среди этой сутолоки сидел, сгорбившись, еще не вполне понимая, что произошло, сломанный жизнью человек, которого теперь уже никто больше не станет называть убийцей.
Пол вернулся в «Виндзор». Они победили, и вся юридическая фразеология законников, все торжественные манеры судей, вся холодная отчужденность царившей в суде атмосферы не могли притушить радости этой победы. Однако нервы Пола были по-прежнему напряжены, все вокруг представилось ему еще смутным и нереальным, а будущее – расплывчатым и туманным.
В коридоре ему попались на глаза чемоданы Эллы – сплошь в наклейках, а в приоткрытую дверь он заметил свою мать, которая укладывала вещи у себя в номере. Это в какой-то мере подготовило его к тому, что предстоит. В гостиной он увидел Эллу – она сидела в перчатках и шляпе, лицо у нее было задорное; в прошлом это бы значило, что она приняла решение за них обоих.