Как-то утром, после обычного совещания, прошедшего не слишком весело, он принялся угрюмо перелистывать страницы «Хроники», которую мисс Моффат неизменно оставляла на его столе. Мисс Тингл, как он с отвращением заметил, была особенно в ударе. Отвечая на волнующий вопрос, начинавшийся так: «Дорогая Тина! Мой друг, с которым я давно гуляю, считает, что нет ничего плохого в том, чтобы до свадьбы позволить себе все…» – она с невозмутимой серьезностью писала: «Дорогая Глэдис! Ваш друг просто хочет воспользоваться вашим телом для удовлетворения своей половой потребности. Советую вам отвести его в сторонку и сказать ему спокойно: „Не прелюбодействуй“. У ваших подруг, которые легко идут на это и смеются над вашей здоровой нравственностью, несомненно, разовьется комплекс вины. И смеяться последней будете вы». А на жалобу: «Дорогая мисс Тингл! Вот уже двадцать лет мой муж, у которого ужасный характер, грубо бранит меня по любому поводу…» – она ответила в том же бодром тоне: «Моя дорогая, ваш муж эмоционально ущербен, но продолжайте окружать его любовью, несмотря на то что это трудно, и вы познаете счастье исполненного долга. Даже самая, казалось бы, безнадежная ситуация таит в себе неисчислимые возможности. Попробуйте затычки для ушей. И развейте в себе какую-нибудь страсть. К музыке, например, или к пению». Генри с отвращением перевел взгляд на колонку кратких сообщений, где изобретение надувного бюстгальтера давалось под заголовком: «ДЕВУШКИ, А ВЫ ЕГО УЖЕ ПРИОБРЕЛИ? ОН ОКРУГЛИТ ВАШЕ „ЭГО“». Потом Генри без особого восторга узнал, что какой-то человек в Брадфорде за тридцать лет брака поцеловал свою жену пятьдесят две тысячи раз, а некая мексиканка родила двухголового ребенка, но тут раздался стук в дверь, и в комнату вошел Хорас Балмер. По выражению его лица Генри догадался, что тот явился сообщить нечто неприятное, и, так как настроение Генри отнюдь не было радостным, он поглядел на вошедшего с неожиданной враждебностью. Балмер принадлежал к типу громогласных индивидуумов, которые при первой встрече обычно производят сильное впечатление. Он легко завязывал дружбу со случайными знакомыми, состоял в Клубе деловых людей, был членом всех обществ и организаций, имевшихся в Хедлстоне, начиная от масонской ложи и кончая «Благородным орденом верных северян». Он был склонен к полноте и носил двубортные голубые пиджаки, пожалуй излишне яркие. У него была странная походка: он скользил на каблуках, приподняв правое плечо, и, словно для сохранения равновесия, плавно взмахивал левой рукой, на которой, точно белый плавник, топырился мизинец, обремененный перстнем с печаткой. Никто не умел пожимать руки с большей сердечностью, никто не умел произносить избитые истины с большим самодовольством.