Путешествие в страну зэ-ка (Марголин) - страница 4

     В городе Бяла-Подляска на базаре стояла будочка, где еврей торговал содовой водой. Дети у него выросли мятежники - Богу не молились и знать не хотели ни польского добра, ни заморской "Палестины". Когда младший вырос и убедился, что мало надежды на революцию в Бяле-Подлясской, он сговорился с пограничными крестьянами, и в темную ночь они его перевели на советскую сторону. Было это в 1931 году. Одиннадцать лет спустя я с ним встретился - в советском лагере, в великой и многолюдной стране зэ-ка, и выслушал его историю, похожую на тысячи других.

     Страна зэ-ка не нанесена на советскую карту, и нет ее ни в каком атласе. Это единственная страна мира, где нет споров о Советском Союзе, нет заблуждений и нет иллюзий.

     Жил в городе Люблине владелец технического бюро, инженер Мельман. Если остались на свете его родственники - вот справка о бесследно пропавшем. - Инженер Мельман был человек независимый и своенравный. Он никак не мог согласиться с польским режимом. И он перешел границу с целой группой "недовольных". Их прямо с пограничного поста отправили в тюрьму, оттуда - в лагерь. Там я с ним и встретился. К тому времени, после нескольких лет заключения, это был необыкновенно молчаливый человек, широкоплечий, с потемневшим лицом и сумрачным взглядом. Не думаю, чтобы к этому времени у него оставались еще какие бы то ни было убеждения. Его целью было не умереть в лагере. Но это ему не удалось. Весной 1944 года он умер в исправительно-трудовом лагере Круглица, Архангельской области, от заворота кишок. Кто-то подарил ему два лишних талона на обед, и этого не выдержал его организм, отвыкший от нормальной пищи.

     1937 год был роковым для "нелегальных" туристов. В этом году была произведена великая чистка в Советском Союзе. Среди миллионов, водворенных в лагеря, оказались все, прибывшие на жительство в Советский Союз из-за границы. Все равно легально или нелегально. Я помню молоденькую сестру в лагерном бараке для больных. - "За что вас посадили, сестра?" - "Мой папа приехал из Латвии". - "А сколько лет вам тогда было, когда приехал?" - "Восемь". Это не разговор двух сумасшедших. В Советском Союзе это каждому понятно без объяснений.

     Я не поехал в Россию через "ИНТУРИСТ", и не перешел в темную ночь польскую границу. Я оказался туристом особого, третьего рода. Мне не надо было ездить в Россию - она сама ко мне приехала. И маршрут оказался у меня особенный, о каких мы ничего не слышали в "ИНТУРИСТЕ". Пришлось мне наблюдать Россию не из окна отеля "Метрополь" в Москве или из окна вагон-ресторана. Я видел ее через решетчатое окошечко тюремного вагона, из-за колючей проволоки лагерей, перемерил пешком сотни километров, когда гнали с руганью арестантскую толпу по этапу через леса и нищие колхозы севера, пересек дважды Урал - в теплушке и на третьей полке жесткого вагона, где нет и быть не полагается иностранным корреспондентам, - жил в сибирской глуши, ходил, как все, на работу и носил в кармане тот документ, которым так гордился Маяковский: советский паспорт сроком на 5 лет. Этого документа у меня больше нет. Оттого я и могу писать о Советском Союзе то, о чем не снилось нашим мудрецам и о чем не пишут люди с советскими паспортами.