В областной милиции людям, которые пришли за советским паспортом, предлагали хорошенько подумать: стоит ли?
Молодежь, мальчики 17-18 лет, которые хотели первоначально взять паспорт, кончали тем, что записывались на возвращение в Польшу. Им объясняли, что все, кто запишется, поедут непременно и скоро. Их спрашивали, отдают ли они себе отчет, что они годами не увидят своих отцов, братьев, невест, потому что советская власть в данный момент не может выписать их семей с той стороны границы. С ними разговаривали добродушно, давали отеческие советы, и они кончали тем, что писали заявления с просьбой реэвакуировать их. Так произошло с несколькими моими знакомыми. Они пошли в милицию за паспортом, но их переубедили. И они подписали заявление о возвращении, которое было равносильно приговору на несколько лет каторги.
В апреле и мае 40 года создалось парадоксальное положение среди беженской массы города Пинска. Те, кто принял советское гражданство, должны были срочно оставить город, переехать в деревню или местечко. А мы - около тысячи непринявших - в ожидании отправки к немцам оставались на месте и продолжали работать. В городе, откуда за зиму выселили тысячи людей против их воли, были оставлены именно мы - официальные кандидаты на выезд. Со всех сторон предупреждали нас, качая головами, что это плохо кончится. "Нас тысяча человек! - отвечали мы. - А во всей Западной Украине и Белоруссии нас полмиллиона, с детьми, с семьями, со стариками. Что с нами могут сделать плохого? Вышлют? Поедем. Не посадят же полмиллиона в тюрьму". Так наивно мы оценивали возможности советского пролетарского государства. Мы думали, что нас слишком много, чтобы всех посадить в тюрьму.
В это время разнеслась весть, что во Львов прибыла Комиссия из Киева, рассматривающая просьбы о выезде за границу! И я снова помчался во Львов. Прибыл я туда 2 мая 1940 года.
Я не мог надивиться перемене, которая произошла в этом городе со времени моего посещения зимой. Стоял солнечный теплый день, улицы были разукрашены по поводу праздника 1 мая, на углах улиц стояли столики, где продавались пряники и конфеты в мешочках. Но дело было не в этом. Львов сиял, так как со Львовом произошло чудо, возможное только при советской системе: этот город был переведен на "особый режим".
Несколько больших городов, таких, как Москва, Ленинград, Киев, всегда находятся в исключительном положении в Советском Союзе. Это значит, что ради внешней пропаганды города эти превращают в оазисы, где поддерживается европейский или подобный европейскому стандарт жизни. Этим достигается двойной эффект: собственным гражданам демонстрируется, как может выглядеть "счастливая коммунистическая жизнь", а у иностранцев, дипломатов и туристов, посещающих эти города, создается впечатление, что в Советском Союзе не так уж плохо.