Бабочка упорхнула из виду, и Кэролайн взяла телефон и позвонила матери.
– Ох, Кэролайн, – сказала Нони, когда та все объяснила. – Ну какое же ты древо! Тебе всего двадцать три.
– Но я знаю, чего хочу. И для этого мне не нужна ученая степень.
– Но твои желания могут измениться. Я имею в виду только это. Чтобы ты была готова к любому будущему. – Нони помолчала. – А с Рене ты это обсуждала?
– Нет. – Кэролайн почувствовала знакомые уколы пренебрежения. – Мне не нужно обсуждать это с Рене. Это всего один семестр, Нони. Я всегда смогу восстановиться.
– Но ты же не станешь.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, – ответила Нони. – Я знаю, что ты этого не сделаешь.
И Кэролайн, которая всегда считала себя добродушной и легкой, оптимистом, во всем видящим светлую сторону, вдруг разъярилась. Не говоря ни слова, она швырнула тяжелую трубку беспроводного телефона на землю и откинулась обратно в гамак, тяжело и жарко дыша, прижимая руку к груди. Было ужасно влажно, даже для Кентукки, и на Кэролайн в тот день была только пара боксерских трусов Натана и старый верх от купальника, оставляющий снаружи весь живот. Когда ее дыхание выровнялось, она заметила, что у нее на губе, на висках и даже на животе выступили крупные капли пота.
– Детка, – сказала она своему животу, – иногда Нони бывает грубой и злой. Иногда просто сукой. Но она нас любит. Правда. Она любит нас так же, как остальных.
Кэролайн закрыла глаза и погрузилась в странный полусон, где ей казалось, что она снова и снова бьет кулаками по дереву. Дерево, естественно, не отвечало, а просто стояло, бесстрастное, как все деревья, что только побуждало Кэролайн бить сильнее, пинать и кричать, что угодно, лишь бы вызвать реакцию, но она добилась только того, что все кулаки и ноги болели и были разбиты.
Потом она проснулась. Телефон звонил, звонил, звонил. На экране высвечивался номер Рене. Целую минуту Кэролайн сжимала и разжимала ладони, глядя на них и думая о своем сне и разбитых руках. Она все еще сердилась на Нони, которая всегда столько требовала от своих детей, так много, и при этом отказывалась признавать искренние старания Кэролайн. Нони так горячо верила в собственный опыт, что не могла вообразить себе сценарий, где он стал бы непригодным. Любила ли когда-нибудь Нони своего мужа так, как она, Кэролайн, любит Натана Даффи? Вряд ли. Приходилось ли Нони когда-то выбирать свой образ жизни, как пришлось Кэролайн? Точно нет. Жизнь Нони просто пролилась на нее, как ведро молока.
Телефон продолжал звонить, но Кэролайн не отвечала. Она и так знала, зачем звонит Рене – Нони попросила ее уговорить Кэролайн остаться в университете, чтобы ее жизнь хоть как-то напоминала то чудо, каким была жизнь Рене. Кэролайн и Рене могли поговорить об этом на будущей неделе, или через месяц, или следующим Рождеством. Или же могли сделать это прямо сейчас. Кэролайн взяла трубку.