– Да все не так страшно, как ты думаешь, – попыталась успокоить его Мартиник, протягивая Уильяму тарелку с дымящимся, горячим рагу. Наклонившись над блюдом, он набрал полные легкие воздуха, прежде чем поднять глаза на Мартиник.
– Они угощали меня цельнозерновыми крекерами. Крекерами! Ты понимаешь? Самыми дешевыми!
Сэм протянула Уильяму ложку, и он начал поглощать рагу.
– Но как же рукопись? Ты же работал над ней целый год! Разве ты не говорил, что это – лучшее, что ты когда-либо писал?
Уильям закрыл глаза, а Сэм вздохнула, взглянув на Мартиник.
– Не говори так, – процедила она сквозь зубы.
– А что? – ответила Мартиник. – Он же сам так говорил! Он же светился от счастья всю весну, даже насвистывать начал!
Тяжело дыша, Уильям вполголоса изрек что-то нечленораздельное.
– Что он сказал? – прошептала Мартиник, обращаясь к Сэм, которая только помотала в ответ головой.
– Что ты сказал? – спросила Мартиник Уильяма, наполняя его бокал вином.
Он что-то пробормотал, а Шарлотта подумала, что наливать ему вино в таком количестве – не очень-то здравая идея.
– О…жи…да…ла, – расслышала она слова, которые выдавил из себя Уильям.
Все, кто сидел вокруг стола, наклонились к нему ближе.
– Ожидала? – переспросила Сэм.
Уильям кивнул, хотя никто не понял, что он имел в виду.
– Да, она сказала, что ожидала большего, – запинаясь, проговорил он. – Я ничего не понимаю. Ведь это же очень хорошо написано. Или, по крайней мере, мне так казалось, но теперь я уже ничего не знаю. По-видимому, ценность моей рукописи ничтожна. И сам я – ничтожество, она, похоже, даже не удосужится прочитать рукопись еще раз.
В тот момент, когда обстановка накалилась до предела, Мартиник поднялась и обняла Уильяма. Ложка упала из его тарелки на стол, и по белой скатерти растеклось маслянистое пятно от соуса.
– У меня есть большое желание встретиться с этой Дрейдой и высказать ей все, что я о ней думаю, – сказала Сэм, сжав руку в кулак, но Мартиник укоризненно взглянула на нее.
– Не думаю, что ты заставишь ее издать книгу.
– Это мы еще посмотрим! Ты хочешь, чтобы я отделала ее по полной? – разгоряченно спросила она, обратившись к Уильяму, который в ответ лишь обреченно покачал головой.
Шарлотта отпила большой глоток вина. Это, пожалуй, единственный возможный способ проявить солидарность, а то этот бедняга Уильям определенно вольет в себя все, что оставалось.
Ей по-прежнему не предложили рагу, да и вообще, заглатывать пищу, пока другие оказывают поддержку Уильяму в его тяжелом кризисе, было бы неудобно, но Шарлотта ужасно хотела есть и, только осушив второй бокал вина, вспомнила, что в сумке еще с самолета у нее остался пакет орешков.