— Она не просто, как ты выразился, «моделька»! Она жена Колина Ху.
— Понятия не имею, кто это.
— Да ладно тебе, он же наследник сингапурской империи Ху. Кроме того, Араминта — единственная дочь Питера Ли. Уверена, ты в курсе, кто это. Первый долларовый миллиардер в Китае!
— Когда это было! Сейчас у меня состояние в разы больше, чем у него.
— Может, денег у тебя и побольше, но Ли гораздо влиятельнее, чем ты. Неужели не понимаешь, что я знакомлю тебя с самыми влиятельными людьми в мире.
— Эти люди шьют одежду. С чего они вдруг такие влиятельные?
— Ты ничего не понимаешь. Они контролируют весь мир. И сливки шанхайского общества тянутся к ним. Вспомни, кто уже приехал, — Адель Дэн, Стефани Ши. Вот-вот приедет первая леди.
— Вон она! Похоже, прихватила с собой Моцарта!
— Господи, это не Моцарт, это Карл Лагерфельд. Он очень-очень важная шишка. Кайзер мира моды.
— Что это вообще, черт побери, значит?
— Он настолько могуществен, что может просто раздуть одну ноздрю — и мне будет заказан путь в «Шанель», я с тем же успехом могу умереть. Пожалуйста, будь вежлив!
Джек хмыкнул:
— Постараюсь не пердеть в его сторону.
Поприветствовав суперВИП-лаоваев, Китти торжественно прошла внутрь, а Джек спрятался в кинозале до ужина («Если ты явишься к моему тосту и скажешь Пэн Лиюань99, что в восторге от ее пения, мне все равно, что ты будешь там делать, в этой своей берлоге!» — сказала ему Китти). На самом деле вся вечеринка была лишь предлогом для того, чтобы Китти продемонстрировала всем новое обустройство особняка, и сейчас она осматривала сцену, стоя на верхней ступеньке лестницы в бывшей гостиной, переименованной в Гранд-салон. Раньше ее интерьер был навеян дзенскими настроениями отеля «Пули», но теперь Тьерри Катру создал образ, который сам окрестил так: «Минский император встречает Луи-Наполеона в „Студии 54“100». Урны династии Мин красовались бок о бок с редкими обюссонскими коврами и итальянской кожаной мебелью прямиком из шестидесятых, а однотонные серые кирпичные стены покрыли шкурами тибетского яка, окрашенными в мерцающие оттенки хурмы. Восточная стена длиной восемьдесят футов была закрыта пурпурно-малиновыми решетками — дань Залу рассеивающихся облаков в Летнем дворце в Пекине. Ценнейшую коллекцию черно-белых свитков каллиграфии У Боли, собранную Колетт, сослали в музейное крыло, а на ее месте развесили огромные яркие полотнища в старинных позолоченных рамах рококо — Энди Уорхол, Жан-Мишель Баския, Кит Харинг. Гости Китти подходили и выражали восторг радикальной трансформацией.