В моих беседах с Ицхаком почти не звучало политических тем. Его отношение к арабскому миру было сложным. Он серьезно относился к самому арабскому народу, к его культуре и к его враждебности. Как и Гамлиэль, он не испытывал к этому миру ни ненависти, ни пренебрежения, он не питал иллюзий насчет участи слабых и поэтому считал, что евреям больше нельзя давать слабину. Вот и все, что он говорил на эту тему. Ближе всего он подошел к более широкому анализу, когда, описывая положение беженцев в Иордании, вспомнил вдруг одну притчу. «Чего наши вожди никак не поймут о нашем регионе, — сказал он, — это важности понятия „месть“».
Жил-был бедуин, продолжил он. Его брата убило соседнее племя. Племенной кодекс требовал, чтобы бедуин отомстил за брата, но тот всё не мстил — ни в год убийства, ни через год, ни потом. Так минуло двадцать, тридцать лет, бедуин состарился и только по прошествии сорока лет все же расквитался за смерть брата. И тогда соплеменники, придя к нему, спросили: «Зачем ты поторопился?»
Поиски Рыжего ничего не дали, его напарник Эфраим покинул Амман и объявился в Бейруте. Он не находил себе места, не сомневаясь, что за ним следят. Он не отходил далеко от киоска «Три луны», подвергая опасности других агентов, тоже вернувшихся после недолгого отсутствия, когда было отменено решение отозвать их в Израиль. Всем им было не по себе, все понимали, что Рыжий может расколоться на допросе и что это чревато для них серьезными последствиями: стуком в дверь среди ночи, выворачиванием рук, стаскиванием с кровати, приставленным к виску дулом, сырой камерой, капюшоном и петлей. В конце концов пришлось затолкать перепуганного агента в «олдсмобил», и Якуба отвез его под покровом ночи к ливанско-израильской границе. Хоть это и была граница между враждующими государствами, забор на ней еще не вырос, так что для перехода на другую сторону достаточно было дождаться, когда уйдет подальше ливанский патруль. На той стороне, притаившись в темноте, ждали несколько сотрудников Отдела. Якуба запомнил, как Эфраим переходил с чемоданчиком границу, возвращаясь в еврейское государство после проваленного задания.
В начале июля в одной из иорданских газет появился указ короля Абдуллы об утверждении смертного приговора еврейскому шпиону, «солдату израильской армии». Можно было подумать, что имеется в виду Бокай, но в заметке фигурировало другое имя — Элиягу Хадер Насер; у Рыжего был другой псевдоним. В оформленном при британском мандате фальшивом удостоверении личности разведчика, имеющемся в архиве Пальмаха, тот именуется Наджиб Ибрагимом Хамудой: