– … как Минин и Пожарский в Смутные времена…
– Хто? – поднял голову Муля, который ещё и Минин, но не из тех, а совершенно других, – Я? Не-е…
Уронив голову назад, он завозился, пытаясь выбрать для сна доску помягче, и таки нашёл. Повозившись на ней щекой, он накрыл голову блюдом и сладко засопел, выводя носом тоненькие рулады впополам с пузырями.
– … это как профсоюз? – наморщил лоб Ерохин, – Только для русских? Хаим! Тибе есть с кем за поговорить, у нас социалисты!
– Нет, нет, нет! – бородачи закрестились, а один из них крестился так, шо публика заподозрила падучую, – Социалисты – Богом про…
– То есть, – Толик начал собирать мысли в кучку, – не профсоюз? Ну и на хуя вы тут нужны, такие красивые?
Сплюнув для убедительности на носок сапога, слесарь приготовился уже драться, но оплеванный бородач оказался из идейных и только побагровел сытой мордой. Выдохнув шумно, он начал ещё раз втолковывать идеологию «Русского Собрания».
– Погоди… – Толик заинтересовался всерьёз, резонно рассудив, шо дать в морду он успеет всегда, – то есть против жидов, социалистов и профсоюзов за батюшку царя? То есть жидов – ладно, эт я понимаю и одобряю…
Бородачи, как один, дружно повернулись в сторону Хаима, тот уставился на них.
– Это Хаим, – сказал Толик так, будто объясняя што-то, – он в первую голову слесарь, и только потом жид. А которые сперва жиды, и только потом – люди, вот те – жиды[41]!
Бородач тряхнул головой, но явно ничего не понял. Да собственно, Ерохин и сам не вполне понял, что и как сказал. Для него, как и для большинства присутствующих, такие вещи очевидны – есть свои жиды, правильные, и есть неправильные.
Сруль Лебензон, который разбавляет пиво и добавляет в водку всякую дрянь для крепости – неправильный жид и кровопийца! Его при каждом погроме грабят и бьют, скотину!
А Хаим, он хотя и пить совсем не умеет, но надёжный товарищ и хороший слесарь. Ему в погромах Сруля участвовать некошерно, но он – всей душой за!
– За жидов таки да, – уцепился за понятное ему Ерохин, – их есть за што громить, особенно если некоторых.
– Обнаглели! – поддакнул Хаим, – Я Срулю… ик! Постоянно говорю, шо погромщики, которые до тебе – святые практически люди! Эти, как их…
– Цадики[42], - подсказал Толя.
– Они! Если столько да, а ты всё живой, скотина! Хотя твои клиенты, они таки не всегда! А он… о чём это я?
– О Сруле! – раздалось из-за соседнего стола.
– А! Скотина этот ваш Сруль! – решительно заявил Хаим, и с пьяной настойчивостью начал выбирать с щелястого стола волоконца ветчины с опрокинутого Мулей блюда.