– Психиатрия, – закончил я за нево.
– На чём ещё… – Коста затуманился взглядом и защёлкал пальцами, подбирая полузнакомые слова, – фиксируется?
– Помимо Марии Ивановны и Нади? На казачестве. Для него это особенно болезненно – куча ж друзей и товарищей среди чубатых, да чуть ли и не родни. А тут такое!
– Ага… – подхватил брат, – эти, которые из «Собрания», они вроде как… не ожидаемо, но всю эту… массовку псевдопатриотическую, дядя Гиляй всегда презирал. А казаков идеализировал, што ли…
– Есть такое, – пробормотал Коста, кусая нижнюю губу, – черноморские чайки, десанты казаков на турецкое побережье – р-романтика! Но это были другие времена и другие…
Он замер на месте, бормоча што-то себе под нос и закатив глаза.
– Точно! – воскликнул он наконец, – Другие! Другие казаки, понимаете?!
– А-а… – затянул Санька, – ага! Не он хуй собачий, а они! Выродились!
Мотнув головой, Коста некоторое время постоял, собираясь с духом и мыслями, и потопал наверх.
– Гиляй, брат…
Переглянувшись, мы обратились в слух, но кажется…
… Коста знает, што делает! Ну, оно и не удивительно – взрослый ж мужчина, наверняка не первый из дружков в такой ситуации, да и окружение такое же. Насмотрелся.
– Помыться, – озвучил Санька решительно, – и жрать!
– Есть, – поправляю ево.
– Есть я хотел вчера! – решительно отмахнулся он, – А сейчас уже – жрать!
Осторожно поднявшись наверх, заглянули в щёлочку и переглянулись успокоено – всё там как надо! Не шибко штобы и так… но лучше опекун, размазывающий слёзы по лицу и выговаривающийся другу, чем кулаком по зеркалу или пьяна стрельба из окна!
Дядя Фима нашёл нас в португальском трактире, бесцеремонно плюхнувшись рядом и положив на свободный стул широкополую шляпу.
– Да ви кушайти, кушайти, – махнул он рукой.
– Угум, – вымотанные донельзя, мы даже не удивляемся Бляйшману, который вроде как должен быть в Претории, а это ни разу не близко. Наворачиваем калду верде[30] так, што только за ушами трещит и пищит, а мозги работать – ну никак!
– Мине, – начал он, подозвав официанта, – можно што-нибудь…
– …такое же, – потянул он ноздрями от нас, – но менее трефное?
– Тьфу, нерусь, – расстроился он непониманию официанта, – я и мы уже сколько тут, а они ещё ни разу!?
Мы уже было приготовились переводить, но из кухни уже выпорхнул хозяин, смуглый и приземистый, больше похожий на местных цветных, чем сами цветные. Все недоразумения были разом улажены, и из кухни потащили то, што не шибко религиозный дядя Фима готов был признать «кашрутом в походе».
– Я к вам зачем? – будто задумался он, чуть утолив голод, – А… за разным! Как обычно, сразу куча дел и делищ – во как, по самое горлышко!