Юность (Панфилов) - страница 85

… и снова я, но в этот раз – об авиации. Её применении, перспективах – вообще и в России в частности. Слушают… а мне страшно, до одури страшно. Толпа внизу ворочается дикими зверем, симпатии которого переменчивы и подчиняются инстинктам. Што-то будет завтра… не знаю, не могу и не хочу строить свои планы, опираясь на такие эфемерные и переменчивые вещи, как толпа.

А надо. Пусть отчасти, но принимать во внимание, учитывать их – жизненно необходимо.

Спускаемся и идём через толпу, где каждый норовит если не коснуться, то хотя бы приблизиться, и многотысячный этот организм готов удушить нас своим многочленным телом. Касаюсь по дороге рук, туловищ… пытаюсь отшучиваться на ходу, но получается так себе.

– Товарищ! Товарищ! – долговязый молодой человек самово што ни есть студенческого вида. Пропихивается через толпу, – Я представитель одной из студенческих групп, и мы просим вас встретиться…

– Непременно, товарищ…

– Вальцуев! Александр Вальцуев! – глаза совершенно сумасшедшие, но как-то… иначе, што ли. Не психоз при виде знаменитостей, а желание донести донас што-то важное, получить какую-то необходимую информацию.

Политика, инженерия… ни в коем разе не знаю, што ево интересует. Потом разберёмся!

Даю ему свою визитку и спешу дальше. К счастью, толпа эта не растянулась на весь город, как я всерьёз уже опасался, и мы сели на извозчика, выдержавшего за нас настоящий бой. Дородный бородач, он то и дело оглядывался, светя свеженаливающимся фингалом, и ухал филином, ничуть не расстроенный.

– Ух-ха! Да ни в жисть! Обзавидуются.

– За дорогой смотри, завидущий, – прервал его Санька. Извозчик закивал так, што едва ли не отвала башки, и действительно – принялся следить за дорогой.

Мы же постарались вжаться в глубь пролетки – благо, широкополые бурские шляпы вошли в моду, и встречались достаточно часто. Среди чистой публики так чуть ли не каждый третий, и насколько я знаю, это не только мода, но и выражение определённых политических симпатий. Разнятся покрои, залом полей, ленточки на тулье, и каждый модный веверт што-то, да и означает.

У Столешникова переулка – снова пост, и благо – хотя бы без чубатых. Переглядываемся с братом без слов… на вокзале казаков хватило, и так-то провокация удалась.

Дворник, Татьяна с глазами на мокром месте и совершенно осунувшимся лицом, и чуть не все жильцы, которым разом понадобилось што-то во дворе. Приветствия вернувшихся героев мешались с сочувственными словами к человеку, потерявшему супругу, и так-то всё это было тяжко, што и слов не подобрать.

Наконец, дворник с доброхотной помощью извозчика перетащил весь наш багаж в квартиру, и получили «на чай» по африканскому фунту на память.