Лес на этой части плантации они хоть и пожгли, но молодая поросль, да по пожарищу, рванула к небу с такой силой, што оставалось только в затылке скрести. Местами так зарасти успело да листвой и побегами растопыриться, што ей-ей – отделение пехоцкое спрятать можно так, што и мимо пройдёшь! Вот и думай – толь вздыхать опасливо, толь радоваться и надеяться, што и всё посаженное такой же дурниной переть будет.
Поглядывая на ребятишек одним глазом, он достал трубочку и кисет, и с удовольствием начал набивать ароматным табачком трофей из верескового корня, с серебряной пяткой шиллинга, удобно ложащейся в руку. Небось не махорка! Здешний табачок куда как духовитей будет, даже и бабы не ругаются, как бывалоча, когда избу задымишь. Да и трубочка скусная, тяговитая.
– Тять! – к нему солидно подошёл старшенький, вооружённый великоватым ему лёгоньким ружьецом, взятым с боя в одной из усадеб. Несерьёзное оружье-то, но пора, пора мальца приучать… чай, взрослый почти, девятый год пошёл! Так-то, канешно, ни о чём, но крупной дробью, да в морду, эт хоть кому не в радость – хоть зверя хищного, а хоть бы и похуже – человеку.
– Тять, а мы скока всево расчистили? – поинтересовался он деловито, вытирая обкозявленный палец о штанину, – Я чай, десятины с четыре, а Минька говорит за все шесть!
– Четыре и есть, – солидно кивнул отец, окутавшись клубами дыма.
– А всево скока?
– Никак запамятовал? – фыркнул добродушно отец, – Триста двадцать! Сто шестьдесят, как всем, и за заслуги отдельно.
– Да не… – сын расплылся в проказливой улыбке, – век бы слушал!
– Ишь, слухач! – Серафим пошёл улыбчивыми морщинками, – Ты ето… давай в кучи стаскивай иди, нарубленное-то. Да ето… с опаской гляди! Визжать лишку, как мать, не надо, но и не глядючи руки куда попало не сувай. Здеся стока гадов ядовитых, што и памяти не хватит, всех запомнить-то!
– А мы ето… долго так ишшо будем-то?
– Никак притомился за два дни? – сощурился отец, – Своё жа, не чужое!
– Да не… – старшенький ажно головой для верности замотал, – Чево ж не работать-то? Тёплышко, сыты вкусно, пусть порой и чудно́, одеты-обуты… чево же не работать-то в таком разе? Я об вообще! Ну ето… избу когда будем ставить и такое всё.
– Хозяином растёшь! – похвалил приосанившегося сына мужик, – Правильный интерес имеешь!
– Сейчас, – он важно поднял палец, – мы с тобой расчищаем плацдарм!
Звучно слово произнесено без запинки, и Серафим немножечко даже и загордился собой.
– Потом избу не избу, а балаганчик себе соорудим лёгонькой – тока штоб сверху не капало, и любопытные сквозь стены на нас не глазели.