– Почему ты велел мне уходить? Тогда, в душевой?
Я не был уверен, что он вспомнит, что произошло много месяцев назад, но Ларс пожал плечами и сказал:
– Не знаю. Может, погорячился. Ты молодой. Еще не успел многого потерять, думаю.
– Это как-то связано со всей этой историей?
– Для меня – да.
– Как?
Ларс вздохнул и допил остатки виски. Он поднялся, опираясь на стол, показал на мой почти пустой бокал и спросил:
– Еще хочешь?
Я кивнул, и Ларс неровной походкой отправился к барной стойке. Санта-Клаус теперь сел среди гостей студии, чтобы помогать складывать рифмы. Я посмотрел в окно на улицу Свеавэген. Там автомобили беззвучно прокладывали себе путь сквозь снегопад, и у меня появилось чувство уюта. Я сидел в тепле, у меня был собеседник. Меня собирались угостить пивом и рассказать мне историю.
Ларс вернулся с пивом для меня и с еще одним внушительным бокалом виски для себя. Я поблагодарил его и не произнес больше ни слова, пока он настраивался и искал нужные слова, чтобы начать.
– Я был счастлив, – заговорил он наконец. – У меня были любимые жена и сын. Я преподавал историю в университете, работа мне нравилась. Жизнь была настолько идеальной, насколько это было возможно. А потом все закончилось. В один момент закончилось.
– Что случилось?
– У меня умерла жена. Менингит. Всего пара недель. И всё. Как будто ничего не было. Как будто это было… нормально. Обыденно.
Ларс глотнул виски и, прежде чем продолжить, два раза сильно зажмурился, как будто пытался стереть непрошеную картинку, которая отпечаталась у него на сетчатке.
– Да, это нормально. Да, это случается. Но это же не значит, что ты это принимаешь. Я не принял. Я начал ненавидеть жизнь, которая со мной так обошлась. Все, что мы делали. Все это проклятая ничтожная бактерия смогла у нас забрать. Я испытывал ненависть.
– А Томас?
Ларс хотел сделать еще глоток, но опустил бокал.
– Ты его знаешь?
– Пару раз с ним разговаривал.
– Ну, тогда знаешь. Кем он стал. И это моя вина. Ему было 11 лет, когда умерла Марианна, а я начал ненавидеть жизнь. До этого мы были близки. Я его любил. Он был таким хорошим мальчиком. Начал интересоваться историей еще до школы. Читал Гримберга, когда ходил во второй класс. Мы вели длинные разговоры, он хотел все знать. Все. А потом все кончилось. Из-за меня. Потому что не было смысла.
Во время своего рассказа Ларс постепенно все ниже наклонялся над столом.
Он выпрямился, как будто вытаскивая себя из прошлого, и сказал:
– Он меня ненавидит. Он меня обворовывает. И это всего лишь восстановление справедливости. Я это заслужил. Я обманул его доверие. Как будто бы все, что было между нами, было понарошку и больше не имело ценности после того, как его мама умерла. Это мой большой грех, и я никогда от него не освобожусь. Уже поздно.