Из всех возможных причин именно передозировка морфина казалась наиболее вероятной причиной их смерти. Они накачивали себя все больше и больше, чтобы выдержать то, что уже сделали, и двигаться дальше. Не успели сказать друг другу ни слова, когда это произошло, но, когда приблизилось время их последнего сна, они смотрели друг другу в глаза и улыбались друг другу любящей улыбкой. Они сделали то, что сделали, или, по крайней мере, сделали все, что могли. Теперь наши труды закончились, так что спи спокойно, мой друг. Если бы это зрелище не было так отвратительно, оно даже могло меня захватить.
Это может показаться абсурдным, учитывая то, что я уже написал ранее, но, когда я закончил смотреть запись, меня впервые пронзила мысль: луг опасен. От этой мысли я перешел к мысли о Ларсе. Уже в новогодний вечер части его личности были скрыты от меня, и, например, револьвер стал для меня неожиданностью. Судьба погибшей пары показала, насколько далеко луг может нас завести.
Было уже двенадцать, когда я поднял трубку, но я знал, что Томас тоже обычно полуночничает. У него часто возникали проблемы со сном. Он ответил только после третьего гудка. После нескольких вступительных фраз я сказал:
– Слушай, я уверен, что твой отец убьет себя.
– Ну а что, черт возьми, я должен с этим делать?
Я не рассказал Томасу всего, что знал о Ларсе, потому что это могло выдать секреты. Просто в общих чертах говорил о том, что он тоскует. Теперь я вступил на еще более опасную почву и сказал:
– Все, что он делает, связано с тобой. Он пытается вернуть минуты, которые вы переживали вместе. Твой девятый день рождения.
На несколько секунд повисла пауза. Возможно, Томас пытался вспомнить этот момент или просто осмыслить, что я только что сказал. Я почувствовал, что его тон немного смягчился, когда он спросил:
– О чем ты говоришь? Как он может это вернуть?
Я нашел нейтральный ответ:
– Он думает, что может. Думает, что всё в порядке. Купил все, что у тебя было. Твои подарки. Все. И планирует покончить с собой, когда все окажется на своих местах.
– Что это, черт возьми, за идея? Как он это только вообще придумал?
– Не знаю. Он так ужасно по тебе скучает.
– Он не хочет ничего знать обо мне.
– Думаю, что ты неправ, и думаю, что ты должен его навестить. Я могу пойти с тобой.
– Почему ты о нем беспокоишься?
Ответ, который я дал, несколько удивил бы меня всего несколькими месяцами ранее:
– Потому что я беспокоюсь о тебе.
У Томаса никогда не было привычки объяснять свое поведение или свои решения, и поэтому он неожиданно и совершенно естественно сказал: