Точно так же продолжалось много дней и только в исключительных случаях – в прачечной. Он также начал практиковать с ней анальный секс, а она засовывала пальцы ему в анус и в рот. Это было так однообразно, что я быстро промотал пленку, не вызвав возражений у Оке. Сменил кассету, и только на следующей, снятой в середине декабря, все начало серьезно ухудшаться.
К тому времени их секс стал каким-то отчаянным и вызывал больше разочарования, чем удовольствия. Затем они начали резать себя. Сначала наносили только незначительные раны, которые можно было очистить и оставить открытыми. Лица искажены, кровь течет по конечностям. Затем – большие раны, куда можно было засунуть пальцы. Даже когда они задыхались от боли, их лица были озарены светом умиротворения.
Возможно, именно тогда они поняли, что на самом деле делают, какова цель их начинания. До этого они руководствовались тем же неосознанным чувством, которое подмывало меня, например, столкнуть людей на рельсы. Теперь они знали, для чего это все.
Особенно тяжело стало на все это смотреть, когда они начали использовать болеутоляющие, что позволило зайти намного дальше. Уже когда мы смотрели кассету с маркировкой «18/12-85 – 10/1-86», я взглянул на Оке, который съежился в кресле, и быстро промотал определенные фрагменты. В разрезах шириной в несколько сантиметров начала появляться плоть, кожа отслаивалась, оголяя нервы.
Оке тихо попросил:
– Может быть, достаточно, а?
Я выключил видеокамеру, и мы долго сидели, глядя в черный телевизионный экран, пока я не сказал единственное, что смог придумать:
– Вот и такое бывает.
– Да уж, черт возьми, – вздохнул Оке. – А потом они сидели и смотрели все это.
– Да, по своему большому телевизору.
Мы снова замолчали. Я провел пальцами по кассетам, которые должны были исчезнуть. Это свидетельство их подлинных желаний и тоски, скрытых под маской бесстрастного поведения. За пределами луга людям очень трудно понять себя.
Вечером я посмотрел последнюю запись, которая оканчивалась часом тишины, а потом в кадре появились я, Оке и Эльса, и камера постепенно выключилась.
Будет ли понятно, если я скажу, что безупречно слившееся существо на полу в своем мертвом покое было по-своему красиво? Однако процесс, ведущий к этому, никакой красотой не обладал, и пришлось выйти в туалет, где меня вырвало, прежде чем я смог досмотреть. Как ни парадоксально, все это стало более реальным, когда было снято на равнодушную неподвижную камеру, чем когда я был в комнате. Приходилось пару раз закрывать глаза, когда они изо всех сил пытались создать то, что человек создать не может.