Может быть, это было связано с моим собственным отцом. Они с матерью расстались, когда мне был год, и с тех пор у нас были только случайные контакты. Я приезжал к нему в Сёдерсвик один или два раза в год, а иногда он приезжал в Блакеберг. Визиты становились все реже по мере моего взросления, и с тех пор, как я переехал в город, мы не виделись и не перезванивались. Обычно он приезжал в Блакеберг на мой день рождения, и у меня остались приятные воспоминания о девятом или десятом дне рождения, когда я получил от него в подарок пишущую машинку, которую потом два года использовал для ведения дневника.
Может быть, это было связано, а может, и нет. В любом случае, было глупо, что Томас и его отец так удалились друг от друга, притом что, как я понял, с обеих сторон было стремление к чему-то другому.
Когда Томас постучал в мою дверь в десять минут седьмого, у него в руках был пакет из государственного винного магазина.
– Папаша любит виски.
– Да, знаю. Мой тоже…
То, что Томас сделал такой примиряющий жест и сходил в винный магазин, было хорошим знаком, все было лучше, чем я думал. Из этого могло бы выйти что-то хорошее. Было бы неплохо столкнуться с чем-то хорошим после переживаний последнего дня. Мы пошли в подъезд к Ларсу, к счастью, это был не тот же подъезд, где жила Мертвая пара. Я, наверное, по-настоящему почувствовал бы зловоние, даже если бы его не было.
Томас разогрелся парой глотков из бутылки и был в хорошем настроении. Когда мы поднялись по лестнице, он спросил:
– Так ты, значит, сын алкоголика?
– С чего ты взял?
– С того, как ты сказал «мой тоже». Может быть, поэтому ты больной на всю голову. И голубой.
– Все может быть.
Томас быстро посмотрел на меня:
– Ты ведь на самом деле не голубой?
– Думаешь, я бы тебе тогда сказал?
– Может, ты в меня влюбился.
Мы стояли за дверью Ларса. Я заглянул Томасу в глаза.
Его взгляд блуждал туда-сюда. Я медленно сказал:
– Томас. Я в тебя не влюбился.
Томас заржал и хлопнул меня по плечу, прежде чем позвонить в дверь. Только когда услышал звук звонка, который был ему знаком с детства, он, казалось, осознал странность ситуации. Посмотрел на меня и сказал:
– Слушай, а ты здесь что делаешь? На самом деле?
Я пожал плечами. Как я уже сказал, я сам не был уверен. С тех пор, как в канун Нового года я дал Ларсу обещание, я чувствовал себя некоторым образом в ответе, и, возможно, это было частью уравнения.
Дверь приоткрылась, и Ларс выглянул наружу. Как и в прошлый раз, ничто в его взгляде не указывало на то, что он узнал меня, и, что еще хуже, казалось, он не узнал Томаса. Ларс сказал: