Душевая не могла похвастаться такой же опрятностью, как остальная часть прачечной. Ванна была старая, с потрескавшейся эмалью, и грязь навсегда въелась в трещины, а душевая лейка проржавела, и вода текла только из половины отверстий. На полу лежал стертый кафель, а в потолке над ванной по штукатурке тянулась длинная трещина. Как будто специально для того, чтобы печальное состояние душевой не бросалось в глаза, под потолком там горела единственная тусклая лампочка.
Вид помещения, встроенного в скалу, мог вызвать клаустрофобию, когда я стоял в ванне и мылся под слабыми струйками душа. Думаю, что всему виною были скалы. Я не мог их видеть, но мог ощущать их вокруг себя, ощущать их древность и тяжесть.
Обычно я принимал душ быстро, чтобы поскорее выйти из душевой в освещенную прачечную, – так я сделал и в тот вечер. Вышел из темноты с полотенцем на плечах и сел на стул, потому что меня начало накрывать старое и привычное ощущение.
В это время суток прачечную можно было считать частью моего собственного жилища, потому что после десяти часов никто больше ею не пользовался. Я положил руки на подлокотники, прикрыл глаза и затаил дыхание. Не думаю, что мои кошмары можно было назвать «тревогой» – из уважения к тем, кто на самом деле страдает от этого состояния, но все-таки это было некое ее подобие. Невнятное беспокойство, мрачный океан, который накатывал на дальний берег у меня в груди.
Прачечная помогала. Свет, который проникал сквозь закрытые веки, аромат соседского чистого белья. Хотя сейчас этим местом пользовался только я, все-таки это было коллективное пространство, которое смягчало одиночество. Я как можно более спокойно дышал через нос, вдыхая микроскопические частицы жизни соседей.
Как часто случалось со мной бессонными ночами, ко мне возвратилось воспоминание о ребенке в лесу. У меня внутри будто что-то заперли на замок, что-то мешало мне почувствовать единение с другими людьми и обрекало на одиночество. Ключ к этому замку был спрятан в происшествии с ребенком в лесу, но я не мог его отыскать.
Я просидел, наверное, пятнадцать минут, сжимая подлокотники, и наконец решился. Чтобы по-настоящему повзрослеть, нужно было расстаться с демонами детства, ну или, по крайней мере, назвать их по имени.
Я вышел из прачечной и вернулся домой за письменный стол, где отложил свой реквизит в сторону, а вместо него выложил на стол блокнот и ручку. Никогда раньше я не пытался ничего написать таким образом, поэтому, чтобы раскачаться, начал выводить текст рассказа о ребенке в лесу так, как пишут сказку.