– Прости за любопытство: ты хоть раз бывал на настоящих скачках?
– Впервые – во Фьякке.
– А футбол тебе нравится?
– Когда играет национальная сборная, иногда смотрю. Но мне больше нравятся гонки «Формулы-1» – возможно потому, что я так толком и не научился водить машину.
– Ингрид сказала, ты много плаваешь.
– Да, но не ради спорта.
Они допили виски.
– Ло Дука справлялся в полицейском управлении Монтелузы о ходе расследования?
– Да. Сказали, новостей нет. Боюсь, их и не будет.
– Не факт. Еще виски?
– Нет, спасибо.
– Что будешь делать?
– Если ты не против, я бы поехала домой.
– В сон клонит?
– Нет. Но мне хочется понежиться в постели, вспоминая этот вечер.
На парковке, прощаясь, оба внезапно ощутили желание обняться и поцеловаться.
– Ты еще побудешь?
– Дня три. Завтра позвоню – попрощаться. Ты не возражаешь?
– Нет.
Комиссар открыл глаза: уже рассвело. В то утро он не стал тут же зажмуриваться, отказываясь принять новый день. Наверно, потому, что он проспал всю ночь крепким спокойным сном, с того момента, как уснул, и до тех пор, пока не проснулся, – в последнее время такое случалось с ним все реже.
Он лежал, следя за изменчивой игрой света и тени, которую затеяли на потолке солнечные лучи, проникшие сквозь жалюзи. Прохожий на берегу превратился в фигурку а-ля Джакометти, словно сплетенную из шерстяных нитей.
Комиссар вспомнил, что в детстве мог целый час просидеть, глядя в калейдоскоп – подарок дяди, – зачарованный постоянно меняющимися цветными формами. Дядя купил ему револьвер, в который заряжались темно-красные бумажные ободки в маленьких черных пупырышках: они вставлялись в барабан и при каждом выстреле издавали хлопок…
Тут в памяти всплыла перестрелка Галлуццо с двумя поджигателями.
Он подумал: странно, уже почти сутки, как те, что хотели от него неизвестно чего, не дают о себе знать. А ведь они спешили! С чего это вдруг решили ослабить удила? И тут же рассмеялся: никогда раньше ему не случалось использовать слова из конного лексикона.
Было ли это следствием дела, которое он вел, или еще не улеглось впечатление от вечера, проведенного с Ракеле?
Конечно, Ракеле – женщина, которая…
Зазвонил телефон.
Монтальбано мигом слетел с кровати – только бы ускользнуть от мысли о Ракеле.
Была половина седьмого утра.
– Ай, синьор комиссар! Это Катарелла звонит.
Ему захотелось пошутить.
– Как вы сказали, простите? – сказал он, изменив голос.
– Катарелла это, синьор комиссар!
– Какой комиссар? Это скорая ветеринарная помощь.
– Пресвятая дева! Простите, ошибся я.
Он тут же перезвонил:
– Алё? Это витринарная помощь?