Залезть на уступ оказалось легко, но вот догнать животное не вышло, и оно скрылось среди кустарников. Выступ, на котором очутился Майк, примыкал к каменной платформе, окруженной валунами и зарослями тонкого папоротника и закрытой от солнца широко раскинувшимися эвкалиптами. Тут пришлось немного отдохнуть, ноги будто налились свинцом. Голова же, напротив, ощущалась воздушным шариком, привязанным к ноющим плечам. Натренированное тело, привыкшее к плотному британскому завтраку из яиц с беконом, кофе и каши, громко жаловалось, хотя его владелец не осознавал голода, а лишь жаждал ледяной воды. Майк положил на покатый камень голову и немедленно заснул прерывистым сном от усталости, проснулся же, внезапно почувствовав боль над глазом. Струйка крови стекала на подушку, твердую и заостренную, как камень под его пылающей головой. Остальное тело было невероятно холодным. Дрожа, юноша потянулся за одеялом.
Сначала Майк подумал, что это птицы поют на дубе за его окном. Он открыл глаза и увидел эвкалипты, чьи длинные остроконечные серебристые листья неподвижно висели в душном воздухе. Звук, казалось, наступал со всех сторон – низкое бессловесное бормотание, будто гул далеких голосов, в котором то и дело слышалось что-то вроде смеха. Но кто может смеяться тут, на дне моря? Майк пробирался через тягучую темно-зеленую воду в поисках музыкальной шкатулки, чей звенящий голосок звучал то позади, то прямо впереди. Если бы он только мог двигаться быстрее, волоча свои бесполезные ноги, то поймал бы его. Внезапно звук пропал. Вода стала гуще и темнее; изо рта поднялись пузыри, он начал задыхаться и подумал: «Так вот, каково это – утонуть», после чего проснулся, откашливая кровь, стекавшую по щеке с пореза на лбу.
Теперь уже бодрый, он неуверенно поднялся на ноги и услышал ее смех совсем близко.
– Миранда! Где ты?.. Миранда!
Никто не ответил. Он побежал, насколько это получалось, к изгороди кустарников. Колючий серо-зеленый кизил цеплял его нежную английскую кожу.
– Миранда!
Огромные камни и валуны загораживали дорогу, каждый представлял собой страшное препятствие – обойти, взобраться, проползти, в зависимости от размера и формы. Они становились все больше и причудливее.
– Дорогая моя, потерянная, где же ты? – крикнул Майк и, подняв глаза от ненадежной земли, увидел монолит, черный на фоне солнца. Несколько камешков гальки скатились в пропасть, когда он споткнулся о зазубренный выступ и упал. Боль пронзила лодыжку, но юноша снова встал и двинулся к следующему валуну. В голове крутилась только одна мысль: «Вперед». Предок Фитцхубертов, продиравшийся сквозь кровавые баррикады Азенкура, чувствовал себя точно так же и вписал это самое слово, только на латыни, в семейный герб.