В одном конце зала мисс Ламли и Мадемуазель уже исполняли свои служебные обязательства: первая с помоста высматривала тех, кто плохо себя вел, а вторая играла на пианино военный марш «Люди Харлека». Раз-два, раз-два, раз-два. Три ряда девочек в черных саржевых шароварах, черных хлопковых чулках и белых парусиновых туфлях на резиновой подошве вяло наклонялись и вновь поднимались в такт воинственной мелодии. Мадемуазель, которая относилась к урокам гимнастики как к наказанию, переполняла тихая радость: во время пятиминутного перерыва она с удовольствием объявит о том, что в колледж приехала Ирма Леопольд и вскоре зайдет к ним, чтобы попрощаться. Раз-два, раз-два, раз-два… Хотя возможно, думала Мадемуазель, стуча по клавишам, слухи уже дошли и до учениц. Раз-два, раз-два…
– Фэнни, – сказала она, на мгновение убрав руки с клавиш, – ты не попадаешь в такт. Внимательно слушай музыку!
– Тебе замечание, Фэнни, – пробормотала мисс Ламли, записывая что-то в своей тетрадочке.
В отличие от вялых, апатичных рук и ног, четырнадцать пар глаз живо двигались из стороны в сторону. Раз-два, раз-два… озорные и внимательные взгляды, как у нормандских зайцев в деревянных клетках. Раз-два, раз-два, раз-два, раз-два… нечеловеческий, практически невыносимый ритмичный грохот.
Дверь гимнастического зала начала медленно открываться, как будто человек снаружи не решался войти. Звуки марша резко оборвались. Мадемуазель с улыбкой встала из-за пианино, а у порога замерла лучезарная Ирма Леопольд в ярко-красной накидке.
– Заходи, Ирма! Comme c’est une bonne surprise![18]Mes enfants[19], десять минут можно разговаривать, сколько хотите. Voilà[20], урок окончен!
Ирма, сделавшая несколько шагов к середине зала, неуверенно улыбнулась.
Никто не улыбался в ответ, не приветствовал ее радостным гулом. В тишине было слышно, как девочки шаркали резиновыми подошвами по покрытому опилками полу. Раздосадованная учительница поняла, что никто не смотрит на гостью в красной накидке. Четырнадцать пар глаз уставились на что-то позади нее, за белеными стенами. Взгляд стеклянный, как у тех, кто ходит во сне. О господи, что же такое видят эти несчастные дети, чего не вижу я?.. Общее видение охватывает их туго натянутой легкой вуалью, и Мадемуазель, не смея сорвать ее, молчит.
Они видят, как стены зала становятся прозрачными, и цветком раскрывается потолок, обнажая бездонное небо над Висячей скалой. Тень Скалы ниспадает на залитую светом равнину, и вот они уже на пикнике, сидят на теплой сухой траве под эвкалиптами. У ручья накрывают обед. Они видят корзинку с едой и еще одну Мадемуазель – радостную, в шляпе с большими полями, – которая подает Миранде нож для разрезания торта в форме сердца. Они видят Марион Куэйд с сэндвичем в одной руке и карандашом в другой, видят мисс Макроу в красновато-коричневой накидке, прильнувшую к дереву. Они слышат, как на фоне болтовни сорок и шума звенящей воды Миранда предлагает тост за здоровье святого Валентина. Другая Ирма в легком белом платье потряхивает кудряшками и смеется над Мирандой, споласкивающей чашки в ручье… Миранда без шляпки, ее светлые волосы сияют. На пикнике было бы скучно без Миранды… Миранда, всегда Миранда, то уходит, то появляется в лучах слепящего света. Как радуга… Ох, Миранда, Марион, куда вы подевались?.. Тень от Скалы вытянулась и помрачнела. Они сидят, будто прикованные к земле, не в силах пошевелиться. Черная уродливая тень – это ожившее чудовище, неумолимо приближающееся к ним с равнины, раскидывая по сторонам камни и валуны. Оно так близко, что видны пустоты и трещины в страшной пещере, где гниют пропавшие девочки. Одна из учениц помладше вспомнила строки Библии, где говорилось, что мертвые тела наполнены извивающимися червями, и ее вырвало прямо на пол. Кто-то роняет деревянный стул, Эдит кричит во все горло. Мадемуазель, узнавшая признаки истерии, подходит к краю помоста с бешено стучащим сердцем.