Идет урок. Проходим тему «Болезнь». Вот, говорю ученикам, допустим, у вас кашель, насморк, температура, озноб… Одним словом, грипп… Какое средство от него самое эффективное?
– Бабушка… – хором отвечает класс.
Антонис – новенький. Атлетический тип: круглые мускулы, торс музейной красоты. Пришел заниматься ко мне, потому что бросил французский. Объяснил: «Не могу продолжать. Дурацкий язык, не для мужчин. Я специально говорил с греческим акцентом, а мне за это снижали баллы. А вот русский звучит в самый раз!» Учили с ним слово «вино». По новой методике использовали для перевода внеязыковые приемы. Учитель показывает пантомиму, а ученик сам догадывается, что за слово имеется в виду. Итак, вино. Пощелкала себя по шее: Антонис – ноль реакции. Подсказываю:
– Мерло, каберне, кьянти… шардонне, совиньон-блан…
Антонис молчит. В глазах такая знакомая преподавателю иностранных языков тоска человечества по поводу разрушения Вавилонской башни.
– Ну ладно. Слово вино! – прерываю неудавшуюся шараду. – Но… неужели вы никогда не слышали слов «каберне» и «мерло»?
– Нет, – искренне отвечает Антонис. – Видите ли… Видите ли, я знаю только плохое вино. Хорошее покупать нет смысла – не пьянею. Вы сказали бы «Погребок дядюшки Яниса», я бы сразу понял, о чем речь. А то какое-то мерло… Только вы не думайте, что я неразборчивый. Например, я очень, очень строго выбираю сувлаки. Если сувлаки плохие, то я… Нет, я не то чтобы не стану есть. Я их, конечно, съем. Но… без всякого удовольствия!
На переменах ученики обсуждают политику. Солирует Савва.
– Ох и зол же сейчас коротышка на турков! – произносит он с апломбом ведущего новостей.
– В смысле? Кто коротышка?
– Ну, Путин. Злится из-за русского дипломата. Он устроит вендетту! Вообще, – Савва таинственно понижает голос, – Путин готовит альянс с Грецией. Он нам – двести пятьдесят военных самолетов. А мы ему – апельсины и мандарины!
– Э-э-э, – скептически качают головами собеседники. – С чего бы ему помогать Греции? Какой ему профит? Он нас что, как-то особенно любит, сам как думаешь?