Вот пример. В зоопарке у вольера с верблюдами ход мыслей обычного негреческого человека в лучшем случае такой:
– Господи, какой огромный.
Или корабль пустыни, но это если негрек настроен романтически.
Рядом стоящий эллин спрашивает себя вслух: «Интересно, как его сюда довезли?»
Ну что же, добро пожаловать на родину физики.
В Греции игрушки продают всего две фирмы: «Джамбо» и «Мустакас». Общество раскололось надвое: кто-то закупается исключительно в «Джамбо», а кто-то наоборот. Знакомый поделился: я, говорит, покупаю игрушки только в «Мустакасе». Почему? Во-первых, в «Джамбо» узкие проходы и там мне не по себе. Накрывает клаустрофобия. Вторая причина – в «Мустакасе» заботятся о персонале. Платят больше, относятся по-человечески. А у продавцов ведь тоже есть душа!
Становится ясно, почему «психология» – греческое слово, а «маркетинг» – американское. Здесь рыночное поведение покупателя обусловлено саспенсом. Новая грань брендинга для тех, кто интересуется.
Как-то к нам пришли на кофе муж с женой, соседи. Приятная пара: открытые, хорошие ребята. Сидим, общаемся. Сосед спрашивает:
– Катя, ты слышала, Путин звонил нашему премьеру, Ципрасу?
– Нет, – говорю, – не в курсе.
– Естественно! Это был секретный звонок. Один депутат предупредил Ципраса: сегодня тебе позвонит Путин. Нельзя, чтобы вас подслушали. Прикажи секретным службам отключиться. Ципрас послушался совета, приказал. Путин действительно звонит и говорит Ципрасу: «Ясу, Алексис!» Прикинь – ясу! Привет то есть по-гречески, – восторгается сосед. – Ципрас, конечно, не ожидал, что Путин свободно владеет греческим. Обрадовался.
– Погоди, – перебивает соседа жена. – А как ты узнал содержание разговора, если даже секретным службам запретили прослушивать?
Сосед недовольно морщится: не мешай рассказывать!
– Так вот. Ципрас продолжает разговор: «Слушай, Вова. Похоже, нас все-таки подслушивают. Ты дашь нам десять миллиардов? Очень надо». Путин отвечает: «Не вопрос. А то, что нас кто-то слышит, так это мне абсолютно по бараба…»
Сосед тормозит в миллиметре от окончания слова: все-таки дамы, кофе. Потом поворачивается ко мне и спрашивает налитым слезой голосом, протягивая руки:
– Ну как, спасет нас Россия?
Тут главное ни на секунду не забывать, что Греция – это родина театра.
Тетя София вызывает смешанные чувства. Точнее, противоположные. Расстояние между ними – как между эросом и танатосом. Итак, София, ласково – Софула. Такая аккуратная старушка. Не старушка даже, а, наверное, дама. У нас нет специального слова в русском языке для обозначения женщины 74 лет в юбке-годе, глухом черном бадлоне, перетянутом на горле ослепительной брошью, с элегантно уложенными волосами, идеально прямой спиной. Пахнет она бабушкиным буфетом: корицей, гвоздикой и ладаном. Руки у нее округлые, мелкой лепки, многими трудами достигшие идеальной формы для ведения домашнего хозяйства. Булочки и пироги, выходящие из ее пухлых пальчиков, вскормили не одно поколение. Когда я впервые приехала в Грецию, София приняла меня как родную дочь. Кормила с руки бифштексами. Обнимала. Улыбалась. Но гармония неизменно обрывалась на моменте, когда она открывала рот.