Рассказывают об одном французском солдате, участвовавшем в походе на Россию, которому надо было ампутировать ногу вследствие гангрены. Когда мучительная операция окончилась, он схватил ногу за ступню и подбросил ее вверх с криком: «Vive l’Empereur!». Такой вдохновенный порыв охватил Корделию, когда, прекрасная и торжественная, бросив оба кольца вверх, она воскликнула про себя: «Да здравствует любовь!» Я счел одинаково рискованным и последовать за ней в этом сверхъестественном разбеге ее души, и предоставить ей увлечься этим душевным движением одной: за таким сильным возбуждением следует обыкновенно упадок душевных сил. Потому я счел за лучшее успокоить ее своим равнодушным видом, притворяясь, что ничего не заметил и не понял, и игра продолжалась. Подобный образ действий придаст ее силам еще большую упругость.
* * *
Если бы в наше время возможно было ожидать сочувствия к подобного рода исследованиям, я назначил бы премию человеку, сумеющему ответить на вопрос: кто, с эстетической точки зрения, более целомудрен – молодая девушка или новобрачная, несведущая или сведущая, и кому из них можно предоставить поэтому большую свободу?
Но, увы. Подобные вопросы не занимают никого в наш серьезный век. Вот в Древней Греции такое исследование возбудило бы всеобщее внимание, взволновало бы все государство, особенно – самих молодых девушек и женщин. В жизни замужней женщины есть две эпохи, когда она бывает интересна, – в самой первой молодости и затем много лет спустя, когда сделается гораздо старше. Есть, впрочем, в ее жизни минута, когда она бывает милее, прелестнее молодой девушки, внушает к себе большее уважение. К сожалению, такая минута случается в действительной жизни очень редко, место ей скорее в воображении. Представьте себе женщину – молодую, цветущую, пышную… Она держит в руках ребенка, в созерцание которого ушла всей душой. Это самая чудная картина, для которой только может дать сюжет действительная жизнь, – это какой-то поэтический миф! Но поэтому его и нужно видеть лишь в художественном изображении, а не в действительности.
На этой картине не должно быть других фигур, никаких декораций – все это только мешает впечатлению. В церкви, при крестинах, например, часто можно встретить мать с ребенком на руках, но окружающая обстановка, не говоря уже о раздражающем крике ребенка и о беспокойных лицах родителей, встревоженных мыслью о будущем крикуна, сводит впечатление к нулю. Особенно мешает в этом случае присутствие отца – один вид его уничтожает почти всякую иллюзию, а как увидишь затем (страшно сказать даже) целое войско кумов и кумушек – что же останется тогда?! Картина же матери с ребенком на руках, рисуемая воображением, прелестна, и, случись мне наблюдать ее в действительности, признаюсь, у меня не хватило бы ни духу, ни безумной дерзости отважиться на эротическое нападение – я был бы обезоружен.