– Это потому что я не хожу в костел так часто, как подобает? Поверьте, на то есть личные причины…
– И чем же вам не нравится гражданин Ксаверий Борщаговский? Простите, мне, наверное, следовало называть его «пан ксендз»?
– Уже и это знаете? О, нет, он не позволял себе ничего физически… пока не позволял. Но видели бы вы его взгляд и слышали его голос, когда он, запершись со мной в исповедальне, расспрашивал о… некоторых вещах.
– Ну, пани Стася, вы же не монашка. И простите за деликатный вопрос, но разве у вас не было мужчин все шестнадцать лет после пропажи вашего мужа?
– Прощаю, поскольку вы, в отличие от отца Ксаверия, не спрашиваете, в каких позах и кричала ли я. Да, были – поскольку я не святая. Но, на мой взгляд, есть все же разница между простым знакомым-мирянином и святым отцом, который должен заботиться о моей душе!
– Положим, пани, вам ничего не мешало заботиться о своей душе – не один же в Львове костел? Но грех ваш вовсе не в этом. Как сказано в ваших святых книгах, «все выгоды мира не перевесят спасение одной-единственной души». И великий божий дар человеку, это свобода воли – каждый сам вправе поступать, как считает должным, высший суд будет лишь в самом конце пути. Ну и как назвать то, что ваш брат творил – людей в табуретки, марионетки, неодушевленных кукол превращая? Ладно еще, в самом начале, безнадежно больных, кто уже как растения. Ну а сейчас – он с абсолютно нормальными людьми опыты ставил. Причем со своими же соотечественниками – или вы не понимали, кто будет в большинстве среди публики, пришедшей на хоккейный матч, где играет команда Польши? Это как соответствует католической вере?
– Простите, а при чем тут я? Я к этим экспериментам никакого отношения не имела!
– Но вы про них знали. И вполне осознавали их неэтичность – раз сами для себя поставили условие, не участвовать ни в каком виде. Значит, грех есть и на вас – за который вам придется ответить перед богом.
– Надеюсь, он будет ко мне милосерден. Ну а вам-то какое дело до того – вы ведь ответственны не за небесный, а за земной суд?
– Избежать которого у вас есть шанс. Если вы подпишете вот это.
– Что это такое?!
– Подписка о сотрудничестве. Можете рассматривать ее как формальность – однако же позволившую вам остаться на свободе.
– Вы, только что говоривший о погубленной душе – и предлагаете мне стать вашим осведомителем? Конечно, нет!
– Вы не боитесь лагеря? Вам, интеллигентной женщине – будет там очень трудно.
– Боюсь. Но еще больше, как вы заметили, я боюсь потерять душу и совесть. Стать таким, как вы. Впрочем, вам, сталинским опричникам, этого не понять! Чему вы смеетесь?