Тут немного скажу про иерархию в местах заключения. Если прежде было (а в иной истории так и осталось): на самом верху главари, «паханы», под ними «блатные» (тоже профессиональные преступники, но пока еще не главари), дальше «мужики», и в самом низу «опущенные» – то здесь тюремному «университету», когда на свободу выходили еще более озлобившиеся и закоренелые, объявлена решительная война. «Кто не работает, тот не ест» – и если ты, «авторитет», не желаешь трудиться, поскольку твой воровской закон запрещает, значит, сдохнешь и тебя закопают. «Сучьи войны», в той истории завершившиеся победой «правильных воров», здесь имели совсем иной результат. В итоге, среди осужденных высшей («красной») мастью считаются бывшие фронтовики (или хотя бы в армии отслужившие, или просто согласившиеся активно сотрудничать). Второй категорией – «мужики» (те, кто оступился случайно). Третьей – «воры» (и бывшие «авторитеты», и их шестерки, все в одном котле). И самой низшей, четвертой мастью – «фашисты», это бывшие бандеровцы, «лесные», полицаи, предатели (к ним же примыкают и «опущенные» – кто осужден за что-то гнусное и подлое). Так вот, «на опыты» предлагают, как правило, «фашистам», но бывает, что и ворам. Ну а к кому Анохтина-сынка с компанией причислить, лично мне без разницы – что заслужили, то и получите!
Валя после рассказывал, что все трое подписали – радостно суча ножками и едва не блея от восторга, что им, как казалось, сохраняют их никчемные жизни. Живы ли они сейчас, год спустя – мне абсолютно неинтересно. У меня нет жалости к ним – потому что мне жаль Софью Эдуардовну, ее последние слова были – Алешенька, за что?
После того дела у меня ощущение было, что вывалялась в грязи. Хотя обычно наша Служба не подменяет собой угрозыск и МГБ. Более характерные сегодня наши дела (если говорить о рутине) – как, например, еще в пятидесятом было решено выпустить в театральный репертуар «Собачье сердце» Булгакова. По поводу которого сам товарищ Сталин вынес вердикт:
– Социализм – это диктатура пролетариата, а вовсе не люмпен-пролетариата! Шариков вовсе не пролетарий, а люмпен, не на фабрике трудился, а по трактирам на гармошке играл. Швондер – типичный троцкист, мечтающий о всеобщей казарме. Идея, что разруха, это исключительно от лени и нежелания работать – тоже абсолютно правильная. Не вижу никакого вреда для коммунизма – а расстрелянный враг народа Каменев, назвавший это злопыхательским памфлетом, нам тем более не указ. Можно эту пьесу играть – а с фильмом… подумаем и решим.
Текст немного поправили, из лучших побуждений – так, Преображенский говорит про Сталина, «единственный вменяемый там наверху – может, и наведет порядок, лет через десять». Ну и еще немного по мелочи. Вышла пьеса на сцену, имея громкий успех – и вдруг в прошлом году по рукам стали распространяться машинописные копии исходной версии, какая стерлядь утечку допустила? Разобрались, нашли виновных, наказали – в большинстве гуманно, исправительными работами. А широкой публике пришлось объяснять, что авторская рукопись сохранилась лишь в трех экземплярах, изъятых при обыске и, по счастью, найденных в архиве и к постановке был принят самый последний вариант, в который сам автор внес правки, осознав и углубив. Тем дело и кончилось. Люся, ты запомни, мы вовсе не абстрактной «истине и справедливости» служим. А поинтересуйся у Вали Кунцевича, что в древнем Риме понималось под словом «провинция» – в смысле не территория, а поручение – был у нас с ним разговор, я сейчас повторяться не хочу.