• притязания на абсолютную полноту истины;
• опасное знание того, в чем состоит благо другого; •черно-белая картина мира, предполагающая деление на «своих» и «чужих»;
• идеализация «своих» и демонизация «чужих»;
• нетерпимость, фанатизм и агрессия как главное средство внутреннего сплочения;
• вера в простые, быстрые, окончательные решения сложных проблем истории и культуры;
• возвышенная звонкая риторика, возбуждающая низменные инстинкты и страсти.
Таковы вкратце признаки духовного бешенства, известные каждому интеллигентному человеку, впитавшему в себя опыт истории со всеми ее взлетами к вершинам Духа и срывами в бездну ксенофобии. Вот тут-то мы и подходим к одному из столь же вечных, сколь и болезненных российских вопросов: кто виноват? Ответ, на мой взгляд, очевиден: образованная часть общества, исполняющая обязанности интеллигенции. С обывателя взятки гладки: человек, ведущий рутинную повседневную жизнь, в первую очередь озабоченный постоянным поиском источников существования, не имеет ни сил, ни времени, а главное, должной исторической выучки, позволяющей вырабатывать иммунитет против любых форм одержимости бесом ненависти. Власть не может избежать соблазна воспользоваться столь безотказным инструментом управления, что называется, в силу устройства органа.
Кто же должен поставить заслон на этом гибельном пути? Совесть нации, ее учителя, под коими подразумеваю не только скромных представителей педагогического сообщества, к которому сам принадлежу, но деятелей культуры, науки, искусства – всех тех, кто способен осознать всю глубину пропасти, в которую добровольно, построившись в колонну по четыре, готовы идти неискушенные люди вслед за державными олухами. Между тем никакого всплеска эмоций по поводу создавшейся ситуации со стороны интеллигенции не наблюдается. Никаких консолидированных действий не предпринимается. Почему так?
Известный деятель Французской революции Шомет за месяц до начала великого террора писал жене: «...учителя, вместо того чтобы просвещать нас, сделали нас дикарями, потому что и сами они дикие люди. Они теперь пожинают и пожнут то, что посеяли. Потому что все это, поверь, моя бедная женушка, окончится ужасно, мы ведь только еще начинаем». По прошествии двух веков, а особенно двадцатого с его пролившимися потоками крови, дикость сегодняшних учителей наций никак не является следствием необразованности, неискушенности и не может быть объяснена отсутствием должного опыта.
Здесь другое. Драма истекшего десятилетия в том, что в стране не осталось безусловных моральных авторитетов, таких людей без страха и упрека, какими в недавнем прошлом были, например, А. Сахаров и Б. Окуджава. При них многое было недопустимо и постыдно. Разумеется, это касалось не всех, но по крайней мере тех, кто относил себя или хотя бы стремился быть причисленным к образованному слою. С уходом из жизни этих знаковых фигур в культуре образовалась никем не восполненная пустота. Произошло это потому, что интеллигенция, которую до конца не сломила даже Лубянка, не выдержала испытания рынком. Нет ни малейшего сомнения в том, что дикость развернутой средствами массовой информации антигрузинской истерии, со всеми ее неизбежными последствиями, осознается большинством интеллектуалов, не утерявших способность к системному анализу. Их верноподданное молчание – свидетельство не изъянов мышления, с ним все в порядке, но показатель дефектов нравственности. Пока в открытый бой, как следовало ожидать, идут одни старики: Д. Гранин, Б. Стругацкий – люди культуры, в чьей исторической памяти сохранилась не только гнетущая атмосфера массовых чисток, но и мужественный поступок Галактиона Табидзе, не побоявшегося в подобных обстоятельствах вступиться за честь Б. Л. Пастернака. И как вступиться: когда в 1959 году к грузинскому поэту пришли в больницу получить подпись под письмом, осуждающим русского собрата по цеху, он выбросился с балкона.