— Не все, — улыбнулся Ярослав. — А остальным мы сами им эти доспехи продадим.
— Но… — начал было говорить Клавдий и осекся.
— Да, — кивнул Ярослав. — Чтобы выиграть время. И сделать еще один шаг вперед. Чуть дальше. Дело в том, что я знаю еще одно достижение Чжунго. Порох. И если приспичит — перейдем на него. И далее. В общем — лет на сто пятьдесят — двести запас у меня есть. Не я, так дети и правнуки мои его реализуют. А что такое — две сотни лет быть впереди планеты всей по вооружению? За это время можно горы свернуть. Да так развернуться, что нас уже никто не сковырнет.
— Не знаю, — покачал головой Клавдий. — Мне кажется ты играешь в очень опасную игру. Лично я не видел никакого зла от священников и христианства.
— Так они тебя и не пытались убить. Ни тебя, ни твоих близких. А меня — пытались. И ты не знаешь, что они творили. У них руки в крови ничуть не хуже, чем у меня. Только я воин. А они несут мир, добро и любовь…
— Так это ты с ними на ножах, а не они.
— Нет. Это они пришли сюда, в тогда еще глухой медвежий угол и попытались меня убить.
Клавдий насупился. Но промолчал.
— Ты главное не бери в голову, — улыбнулся Ярослав, хлопнув его по плечу. — Мы с тобой делаем просто мощное ядро Великой державы. А это — большое дело.
— Или все же воюем с богами? — Поведя бровью, спросил Клавдий.
— Если бы я вел войну с христианами, то не носил бы его, — сказал Ярослав и продемонстрировал золотой крестик. Тот самый, который приехал с ним из будущего. — Я христианин. И верую во Всевышнего. Проблема у меня только со священниками.
— Все могут ошибаться, — поджав губы, произнес Клавдий. — И теперь, когда ты выжил и укрепился — они видят свою ошибку. Может быть ты дашь им шанс? Мне говорили, что они готовы на многое ради примирения с тобой.
— Многое? Хм. Деньги меня не волнуют. Но меня волнует тот факт, что кто-то поднял руку на мою жену и моих детей. Никакие деньги на всей земле не покроют этот проступок. Возможно я соглашусь на примирение с ними. Но в этом случае, я хочу получить головы всех, кто в этом участвовал. От того, кто отдал приказ до последнего исполнителя. Каждое покушение на меня — это покушение на них. Во всяком случае, пока мое положение было шатко. Ибо моя смерть влекла за собой их гибель. Понимаешь?
— Так это просто месть?
— Месть — холодное блюдо, густо замешанное на ярости. Если бы я просто мстил, то снял с себя крест и постарался бы убить каждого священника, до которого смог бы дотянуться. Так что нет. Это не месть. Но простого прощения им не добиться. А тебе, друг мой, нужно очень крепко подумать — кому ты служишь. Мне или им.