– Да, вы абсолютно правы, мой друг. Прошу вас, верните все как было.
Двери и окна вновь раскрылись. В карманах и сумках зазвенели сигналы сообщений.
– Впечатляет, не правда ли? И это только малая толика возможностей вашего нового руководителя!
Федор посмотрел на Патриарха. Он выглядел потерянным и каким-то растрепанным, будто чей-то дедушка из деревни, приехавший к внуку в город на школьный праздник. Вдруг его стало очень его жаль, и Федор отвернулся.
Арцыбашев тем временем вел презентацию к завершению. Техники выключили и укатили «Управленца». Девушки-модели, помахав рукой, ушли вслед за ними. Арцыбашев вновь призвал бюрократов поаплодировать Патриарху, нежно взял старика под руку и увел со сцены. Людей, впрочем, по-прежнему не отпускали. Лишь когда кортеж с чиновниками и «Управленцем» выехал из двора Министерства, фэсэошники разрешили собравшимся разойтись.
Федор нервно высматривал в пришедшей в движение толпе знакомые лица. Теперь, после того как он узнал о предстоящих переменах, он раздумал идти домой. Наоборот, ему хотелось скорее обсудить их со своими коллегами. Вдруг кто-то схватил его за руку. Федор обернулся – это был Петр, его большой приятель, по «штатке»[1] тоже консультант; отчасти в этом состоял залог их дружбы.
– Ты где застрял, дятел? Наши все тебя ждут! Пойдем перетрем за наше светлое будущее.
– Иду, иду…
У ворот, сбившись в кучку, уже собрался его отдел. Вид у всех был встревоженный. Начальник отдела Виталий Пустохвалов стоял, скрестив руки на груди, и задумчиво покусывал нижнюю губу.
– Так, отлично, Федя подошел. Коллеги, все здесь? Пойдемте сейчас с вами в «Гавань», поговорим, обсудим… – Крупный, полноватый замнач Иван Кокорев суетился и жестами подгонял сотрудников отдела. Он то и дело опасливо поглядывал вглубь двора, где стояли начальники департаментов.
– Ива-а-ан Ти-и-ихонович, мне домой надо, я никак не могу с вами пойти… Вы же расскажете потом, что вы обсуждали? – сильно растягивая слова, спросила Надя Петрова.
– Ой, и мне тоже, меня муж ждет, и дети не кормлены!
Кокорев яростно потряс указательным пальцем.
– Петрова, Хомякова, вы как обычно, ска! У нас тут, бл, решается судьба отдела, а у вас все мысли только о борщах, бл! – Будучи выпускником Суворовского училища (чем он очень гордился), в моменты нервозности Кокорев обильно вставлял в речь неоконченные матерные слова.
– Но рабочий день закончен, может, мы все-таки пойдем… Мы потом вас обо всем расспросим, честно-честно!
Надя широко улыбнулась и захлопала ресницами. И без того высокая, она всегда носила шпильки, отчего буквально нависала над маленьким колобкообразным Кокоревым. Ей было около тридцати (никто не знал, сколько именно), но когда ей что-то было нужно, она держала себя так, как будто ей только исполнилось восемнадцать.