Он отбросил с глаз намокшие волосы, ощутив под пальцами твердость Черного Камня во лбу, и вздрогнул, заметив страдальческое выражение на лице Оладана. Впереди вырисовывался какой-то темный контур, возможно, лес, где они хотя бы смогут найти защиту от дождя. Заостренные копыта козлов разъезжались на скользкой траве. В голове у Хоукмуна вновь зазвенело, возникло знакомое ощущение, будто что-то гложет мозг, подкатила тошнота. Он охнул, прижав руку к голове.
Наконец они достигли леса с низко нависшими деревьями. Теперь им приходилось двигаться еще медленнее: нужно было огибать лужи с темной водой, стоявшие повсюду. Стволы и ветви деревьев, покрытые черной и темно-коричневой корой, казались какими-то неправильными и росли так, словно стремились к земле, а не от нее. Листвы в это время года не было. Но несмотря на это лес оказался густым и почти не пропускал дождь. По кромке леса поблескивала вода – неглубокая канава защищала деревья.
Копыта скакунов хлюпали по грязной воде, а самим путешественникам приходилось низко пригибаться, спасаясь от изогнутых ветвей. Даже здесь почва была болотистая, у основания стволов стояли лужи, но под этим древесным пологом странники были хоть немного защищены от всепроникающего дождя.
Вечером они разбили лагерь на сравнительно сухой земле. Хоукмун пытался помочь Оладану хотя бы развести костер, но почти сразу ему пришлось сесть, прислонившись спиной к стволу дерева, тяжело дыша и хватаясь за голову, пока коротышка трудился в одиночку.
На следующее утро они двинулись дальше, но герцог Кёльнский еле держался в седле, привалившись к шее животного, и Оладан повел его козла за повод. Затем до них донеслись человеческие голоса.
Это был какой-то караван, который с трудом тащился по грязи и воде между деревьями. Примерно пятнадцать фургонов, накрытых промокшей тканью малинового, желтого, синего и зеленого цветов. Их волокли мулы и волы, скользя копытами по грязи, мышцы животных бугрились от напряжения, погонщики шли рядом, подгоняя их хлыстами и заостренными палками, Другие люди, обливаясь потом, помогали поворачивать колеса или изо всех сил налегали на повозки сзади. И несмотря на эти огромные усилия фургоны едва двигались. Однако двух путников заинтересовало не зрелище, а сами люди из каравана. Хоукмун смотрел на них затуманенными болью глазами и изумлялся.
Все они, без исключения, были гротескны. Карлики и лилипуты, великаны и необъятные толстяки, люди, сплошь поросшие волосами (примерно как Оладан, только шерсть на них выглядела неприятно), люди бледные и безволосые; был здесь человек с тремя руками, был человек с одной; двое с утиными лапами (мужчина и женщина); дети с бородами; гермафродиты с признаками обоих полов; люди с пятнистой, как у змей, кожей и люди с хвостами, с искривленными конечностями и телами; были лица со смазанными чертами и с ненормально крупными; были горбуны, некоторые вовсе без шей, другие с короткими руками и ногами; был один с пурпурными волосами и рогом, торчавшим изо лба. И только в глазах у всех в этой нелепой компании, трудившейся, чтобы продвинуть фургоны на несколько футов по болотистому лесу, было кое-что общее – выражение тусклого отчаяния.