Мы как смогли одели людей, дали им продуктов на дорогу и проводили.
Караван медленно тронулся на восток. Я облегченно вздохнул, глядя на это шествие освобожденных людей.
* * *
Перед нами довольно большой хутор. Он огорожен высокой каменной стеной. Таких хуторов-крепостей в этих краях много. Это, по сути, поместья. Они являются собственностью воинственных хозяйчиков Восточной Пруссии. Все обнесены противотанковыми рвами и колючей проволокой…
За этот хутор мы бились четыре часа. И наконец, войдя в него, мы увидели пылающие амбары. Хозяева подожгли их, перед тем как бежать.
* * *
Наступила ночь. Можно и передохнуть. Сахнов растопил печь в просторной комнате, откуда-то приволок одеяло, подушку. Я впервые за много месяцев разделся и лег в постель. Все пуховое, теплое. Сон сморил за минуту. Но поспать мне не дали. Командир пехотного батальона, в состав которого сейчас входит моя рота, прислал за мной связного, требует срочно явиться.
Комбат вместе со своими офицерами расположился в большом просторном зале. Тут сейчас собралось человек восемь-девять офицеров. Горят свечи. Странно, но очень много и молодых женщин, девушек… Неужели немки?
— Приветствую, старший лейтенант, — сказал командир батальона. — Ты, случаем, по-ихнему не говоришь?
— Нет, немецкого я не знаю.
Капитан засмеялся:
— Какой немецкий! Они француженки, тоже в неволе тут были. Порасспроси-ка их поподробнее.
— Так я и французского не знаю…
— Эх, ты! — досадливо качнул головой капитан. — А еще армянин. Я думал, знаешь…
Хрупкие, молоденькие француженки искрятся радостью. Общими усилиями мы разобрались, что гитлеровцы насильно вывезли их из Франции. Они все батрачили здесь на местного владыку — барона.
— О мсье, мерси…
Необыкновенно счастливые лица у всех освобожденных. И потому сейчас все эти девушки кажутся такими красивыми, и мне так их жаль. Так жаль… Глядя на них, я вспоминаю о Шуре, и сердце мое обливается кровью.
Капитан подарил девушкам ящик изюма, изъятый из подвалов барона.
— Берите с собой в дорогу, чтоб было чем червяка заморить.
— О мсье, мерси…
На ящике с изюмом написано: «Турция». Вон кто услаждал гитлеровцев изюмом!..
Француженки что-то без умолку говорят нам, но мы не понимаем.
У меня перед глазами Шура. Спасая чужих мне людей, я уже никогда не увижу Шуры…
С грехом пополам мы втолковывали француженкам, что они могут, ничего не боясь, пробираться к себе на родину.
* * *
Это уже сорок пятый год, люди!
Скоро четыре года, как идет война.
Сахнов говорит, что вот-вот придет весна. Когда она придет?! Вокруг зима. Оттепелью и не пахнет. Где она, эта весна?!