Жажду — дайте воды (Ханзадян) - страница 171

— Да что вы, сынок, мне хватит медали «За отвагу»! Не забывайте про мое прошлое-то…

Я обнял его. Раненый глаз заблестел слезой.

Мой верный боевой товарищ, по мне, так ты достоин ордена Ленина.

* * *

Я у себя на наблюдательном пункте. Вокруг рвутся снаряды противника. Со мной Сахнов. Я заговорил с ним о том, что пора бы ему уже из кандидатов в члены партии переходить…

Он испытующе глянул на меня.

— А может, еще погодить, товарищ старший лейтенант? Вы же понимаете…

— Понимаю. Все понимаю. Забудь о прошлом, Сахнов, ты смыл его своей кровью и преданной службой Родине в ее самые трудные годы. Уже четыре года ты защищаешь Родину.

Вечером, прямо в окопах, состоялось партсобрание коммунистов нашей роты. Оно длилось всего несколько минут. Времени у нас нет, да и долго быть всем в сборе опасно.

Сахнов обнял меня, улыбнулся сквозь слезы:

— Вот теперь я человек, сынок!..

Сказал, тяжело вздохнул и пошел на позиции. Война…

* * *

Заняли еще одну деревню. Навстречу нам идет большая колонна женщин и детей. Мы только что выдворили гитлеровцев. Стволы моих минометов не успели остыть.

Колонна идет медленно, как бы покачиваясь. Какое-то тяжелое предчувствие сдавило мне грудь. Они подошли совсем близко и вдруг заголосили, кинулись к нам:

— Родные!

Наши!.. Окружили нас.

— Милые, родненькие!..

Наши! Насильно угнанные фашистами в первые годы войны в неволю.

— Ах, родненькие вы наши!..

Плачут, в глазах еще испуг. А одежда на них! Ужас! Одни лохмотья. Бедные, боятся поверить, что свободны наконец.

Мои ребята тоже, глядя на них, чуть не плачут.

Все о чем-то друг друга спрашивают.

И Сахнов, слышу, кричит:

— Из Верхней Борисовки, что в Смоленской области, есть кто-нибудь?

И нашел ведь. Женщина вызвалась. Кожа да кости… Девочка рядом, смеется и плачет, рвет с себя обноски:

— Я мальчик, мальчик!..

Это, оказывается, мать, как угоняли в рабство, надела на него платье.

— Надеялась, так спасу его, а то ведь на месте бы убили…

Мальчику лет четырнадцать-пятнадцать. Он и плачет уже как-то по-девичьи. Шутка ли, четыре года не быть самим собой, все время настороже… Мои солдаты одели его. Сахнов отдал пареньку свой полушубок.

— Ах, родненькие!..

Их пятьсот человек, взрослых и детей. Я поднялся на повозку. С трудом преодолеваю волнение:

— Матери и сестры! Вот вы и свободны! Мы побеждаем…

Мы отдали женщинам трофейные повозки с лошадьми. Сахнов нагрузил одну из повозок своими плугами, лемехами, одеждой и отдал односельчанам — женщине с мальчиком.

— Довезите к нам в деревню. Слышите? И передайте моей Гале, что мы скоро победим и я вернусь.