— Посылки ей шлешь?
— Нет.
— Посылай каждый день.
Сегодня двадцать первое февраля. Уже месяц и двадцать четыре дня, как мне двадцать один год. В записях моих домом веет.
ДАЛЬНИЕ КЛИКИ
А на Шуриной могиле скоро уж, наверное, зазеленеет трава…
Как-то я чуть было не порвал все свои записи. Сахнов не дал.
— Вы что, с ума сошли? — набросился он.
— А кому все это нужно, Сахнов? Кому?..
— Тем, кто придет после нас. Пусть знают, как мы отстояли нашу землю.
* * *
Мне присвоили звание капитана. На моем настроении это никак не сказалось, только звездочка на погонах прибавилась.
Мы все там же, под Кенигсбергом. Видны башни, купола церквей. Время от времени кое-какие из них взрываются, горят, рушатся.
Несколько тысяч орудий день и ночь бьют по этой прусской цитадели.
Немцы хотят любой ценой сохранить за собой подступы к реке Преголь, чтобы иметь выход к морю. Но нет им выхода к морю. Наши военные корабли закрыли его, а бомбардировщики крушат все и вся.
В городе сконцентрировано почти все население Восточной Пруссии, те, кто надеялся морем уйти на запад. А море закрыто.
Кенигсберг истекал кровью.
Наше командование вновь предложило гарнизону Кенигсберга сложить оружие. Противник отказался и на этот раз.
* * *
Весна. Преголь уносит в море трупы. Я вспоминаю Волхов под Новгородом. Он был полон трупов. Вспоминаю заледеневшее тело убитого Серожа. И теперь такая же картина. Только немецкая река Преголь уносит трупы немцев.
Почему все это так? Зачем? — донимает меня этот вопрос.
Зачем?..
Ответа нет. Нет… А почему нет? Кто же должен ответить за пролитую кровь, за разрушения?..
* * *
Чуть задремлю, и передо мной тотчас песок Балхаша и Шура. Просыпаюсь — и чудится, будто слышу голос Шуры:
«Забыл уж меня?..»
Ослепнуть мне, если забыл…
Командующий нашим фронтом теперь маршал Василевский. Он заменил Черняховского. Имя его всем хорошо известно и популярно.
Чуть севернее от нас Первый Прибалтийский фронт. Им командует генерал армии Иван Христофорович Баграмян. Мне думается, что настоящее его имя Ованес. У армян это то же, что у русских Иван. Кто-то сказал мне, что генерал родом из Карабаха. Мечтаю хоть разок увидать полководца-армянина.
Я на старом своем НП. Каждый раз, залезая в окоп, смотрю, нет ли в нем следов моей крови. Но тот снег давно уж растаял и унес с собой мою кровь.
Противник время от времени контратакует нас, но безуспешно.
Весна. Март. Только теперь я заметил, как много тут вишневых деревьев. Маленькие, какие-то придавленные. И все они изранены, побиты. Тяжело и деревьям на фронте.
* * *
Диво дивное: раненые деревья вдруг зацвели. Зацвели среди рвов и воронок, заулыбались, осветили развороченную землю. Ах, бессовестная весна, как ты можешь так невинно, так искусительно улыбаться?..