. К сожалению, В.С. Садикову не довелось заниматься внедрением в производство своего метода: весной 1942 г. он умер от алиментарной дистрофии, которой заболел в январе 1942 г.
Однако Комиссии по делам ленинградских академических учреждений приходилось больше заниматься не научными, а бытовыми вопросами «с целью сохранения молодых научных кадров», обращаться в различные инстанции с просьбами, заявлениями, ходатайствами об улучшении продовольственного снабжения сотрудников, о выдаче рабочих карточек кандидатам наук[679]. 5 января 1942 г. комиссия принимает непонятное, на первый взгляд, решение о передаче «академического пайка чл. – корр. Игнатовского чл. – корр. Кошлякову в связи с ограблением квартиры последнего и похищением полученного им академического пайка»[680]. Пройдет совсем немного времени и станет понятно, что академический паек больше не понадобится ни тому, ни другому. Комиссии приходилось неоднократно выступать против притязаний городских властей на столовую ленинградского Дома ученых, к которой было прикреплено около 700 работников науки, культуры и искусства. Обстановка вокруг академической столовой описана во многих блокадных дневниках. «В ЯДУ звериная, отвратительная свалка доброй сотни ученых за получением пропусков, – отмечал востоковед А. Н. Болдырев. – Истерики, обмороки. Обоюдному безобразию нет предела»[681].
Январь 1942 г., помимо того, что он стал «самым смертным» месяцем голодной блокады, для значительной группы ученых останется в памяти сфабрикованными против них обвинениями в антисоветской деятельности. Выступая в 1995 г. на международной конференции историков блокады, Д. А. Гранин справедливо упрекал историков в том, что «никто не говорит и никогда не пишет о том, что ГБ или НКВД продолжали свою репрессивную деятельность: людей брали, расстреливали, люди просто исчезали»[682]. На этой конференции впервые на основе документов о политических процессах, устроенных над ленинградскими учеными в годы блокады, выступил известный специалист, профессор Санкт-Петербургского университета В. А. Кутузов[683]. В последующие годы об этом писали и другие исследователи[684].
Только теперь, спустя многие годы после неправедной расправы над ленинградскими учеными, стала известна чудовищная история так называемого «Комитета общественного спасения», выдуманного и созданного примитивной фантазией сотрудников комитета по борьбе с контрреволюцией в УНКВД ЛО[685]. Самое страшное в этой истории заключается в том, что в «разработку» органов НКВД попали известные ученые, так или иначе связанные с оборонным производством, которые, будучи арестованными по доносам и ложным обвинениям, затем под пытками давали признательные показания, оговаривая себя и своих коллег. Первым в поле зрения компетентных органов попал видный физик, член-корреспондент АН СССР, профессор Ленинградского университета В. С. Игнатовский, который не стеснялся публично высказывать свое мнение ни по поводу наших неудач на фронте, ни по поводу продовольственного положения ученых. В спецсообщении УНКВД по Ленинграду от 7 ноября 1941 г. о росте отрицательных настроений, в частности, приводилось и мнение В. С Игнатовского: «История не знает подобных безобразий. Нас, ученых, заставляют унижаться перед какой-то официанткой из-за тарелки супа. Кажется, можно было бы поставить нас в более сносные условия»