Карл должен, обязан был найти способ привлечь внимание графини к этой проблеме. И раз она не может уделить достаточно времени утром, то почему бы не попытаться изложить ей ситуацию вечером? Уж вечером они никуда не торопятся, вся ночь в их распоряжении.
— О, нет, дорогой, — возразила она, едва он попытался вечером осуществить свой замысел. — Ну к чему ты бесцельно расходуешь эти редкие минуты, которые мы можем дарить друг другу?
Она была так прекрасна в своём ничего не скрывающем одеянии. Она прошествовала к нему через будуар, как всегда грациозно скользя на своих высоченных трёхдюймовых каблуках. Её великолепные стройные ноги украшали чулки из горного шёлка, привезённого дирижаблями из далёкой Заоблачной империи. Карл видел её такой каждый день и каждую ночь, но продолжал восхищаться. Эта женщина была совершенством, каковое не дано познать смертному. И самое простое было уступить велению богини.
За каждый мельчайший миг, проведённый наедине с этой небожительницей, не жаль было отдать вечность страданий и мучений. Но были люди. Многие люди, которым изобретение Карла могло помочь. И был ли он вправе думать в этот миг о себе?
Сперва она обиделась.
— Я больше не влеку вас, сударь, — бросила она упрёк, одинаково страшный для них обоих.
Он не простил бы себе, что разочаровал её. А она не могла жить без его внимания. Она впустила его в свою святая святых! И дала ему все мыслимые разрешения. Но почему же он медлит прикоснуться к ней?
Он впервые увидел, как надулись её губки. И ему очень хотелось успокоить их тревогу своим поцелуем. Но вместо этого он принялся объяснять.
— Хорошо, сударь, — произнесла она тогда с холодом в голосе. — Я выслушаю вас, коли вам так угодно.
Он чувствовал себя негодяем, оскорбляющим её самим своим существованием. Ею можно было только восхищаться, а он отнимает её драгоценное время на что-то малосущественное. И всё же он дерзнул объясниться. Он показывал свои чертежи и эскизы. Путано объяснял и говорил невпопад, порой возвращаясь к началу, а порой перескакивая, и лишь потом понимая, что упустил нечто важное в середине. Она терпеливо внимала всему этому сумбуру.
Постепенно лицо её прояснялось, на нём вновь начала играть улыбка и знакомое уже удовлетворение восхищённой слушательницы. Он смутился и кое-как завершил свою пространную речь. Должно быть, он убил на это целый час. В часе 60 минут, в каждой 60 секунд, а уж сколько в каждой секунде мгновений? Пришелец его знает. Похоже, Карл теперь обречён на вечность вечностей всевозможных бед, за эту дерзость перечить благосклонной богине. Но, вопреки страхам, она обратилась к нему ласково: