— Тогда позволь узнать, зачем ты кинул эту грязную газету на мою замечательную карту?
— Глаза разуй, — велел старик в своей обычной не блиставшей излишней вежливостью манере. — Гравюру «Вид на столицу с аэростата» видишь?
Карл склонился над мятой бумагой. Затем решительно обошёл прилавок, открыл ящик и достал из него большое увеличительное стекло.
— Что, молодёжь, на своё зрение не надеешься? — подшутил Франциск.
— Ты уверен, что эти гравюры точные? — спросил Карл, разглядывая изображение.
— Кабы они не были точными, никто их не покупал бы, — заверил курьер. — Раз в три дня, при ясной погоде, художник поднимается на привязном аэростате, и делает точную зарисовку части города. Вот это самая свежая. И нам повезло, тут аэростат висел как раз над старым городом. Вот ратуша. Вот площадь перед ней…
— Да тут изображена толпа.
— А я тебе о чём говорю? Художник рисует в точности, что видит.
— Подумать только, — Карл разглядывал изображение. — Вот тут, где околоток. Тут тоже скопление людей на улице. Постой-ка, а когда сделана эта зарисовка? Уж не тогда ли, когда выпустили Эрхарда? Так я был там в тот день.
— Этот ваш Эрхард бездарь.
— Абсолютно с тобой солидарен, друг мой, — молвил Карл, пытаясь разглядеть себя на изображении. — И ты даже не представляешь какой. У него, в самом деле, такие глупые рифмы…
— А ещё он негодяй.
— Ты слишком резок в своих суждениях.
— Когда-то ты спорил и насчёт его таланта. Теперь убедился сам, чего стоит его одарённость? Так вот что тебе скажу. Трижды его уже арестовывали, верно? А знаешь, как это всякий раз происходит? А вот, выходит он на проспект и прогуливается по нему не спеша. Ясное дело, тут его рано или поздно встречают городовые. И, разумеется, спрашивают, а куда это вы, разлюбезный господин поэт, направились. Тогда он начинает возмущаться, кричать. Короче нарывается, пока его не скрутят и не уведут силой.
— Ну, вот видишь, он страдает от произвола властей…
— Какой произвол? Разуй глаза! Кабы он в самом деле хотел попасть на митинг, то приехал бы в паровом кэбе, и вышел бы из него уже на площади, в кругу своих почитателей. И не говори, что не всякий может позволить себе раскатывать на паровом кэбе. Уж Эрхард не из бедных. Вполне мог бы купить себе хотя бы самобеглую коляску, и по закону никто его не мог бы арестовать, пока он находится в ней. На худой конец мог бы нанять рикшу. Да хоть сам самокат оседлать и быстро промчаться на площадь мимо зевающих городовых. Но нет, он специально хочет, чтобы его арестовали.
— Ну, ты скажешь тоже, — возмутился Карл. — Кто же это может хотеть быть арестованным?