Но женщина была. Более того, она шарилась в её вещах, висящих в шкафу! Шарилась совершенно бесцеремонным образом. Лиля видела, что платья и блузки висят не так, не в том порядке, как развешивала она сама. Не так лежит нижнее белье. И, главное, пахнет чужими, незнакомыми духами. Она запомнила этот запах, как помнят родинку на теле собственного ребенка, потом специально зашла в парфюмерный отдел универмага и вычислила. Это был обыкновенный "Турбуленс". Квадратная коробка с чуть скругленными краями, разводы в виде морских волн.
Разводы... Лиля тогда сразу подумала про развод. Про то, что прошло уже полтора года, Оленька большая. Про то, что без её, Лилиной, помощи уже вполне можно обойтись. Развод с матерью девочки, развод с Лилией Владимировной Бокаревой, произведший на свет недоношенную малютку Оленьку... Интересно, как будут смотреть на неё в суде? Малютка-дочь остается с отцом...
Она не хотела развода, она чувствовала, что просто умрет. Одна, никому не нужная, чужая. Она плакала, когда нашла под раковиной в ванной клочок ваты, испачканный в губной помаде кофейного цвета... "Турбуленс" и кофейная помада... "Турбуленс" и кофейная помада... Оказывается, это было ещё не самое страшное.
Самым страшным оказалось другое. Телефонный звонок. Обычный телефонный звонок. Лиля схватила трубку мокрыми руками (она стирала) и поспешно крикнула: "Алло!"
Ей не ответили: в трубке слышалось сдержанное дыхание. Она ещё пару раз "аллекнула", потом опустила трубку на рычаг. Вернулась в ванную, две белых шелковых рубахи Вадима яростно запихала в стиральную машину вместе с его же старой зеленой ветровкой: ей казалось, что от них пахнет ненавистным "Турбуленсом".
На следующий день опять позвонили. И опять, и опять. А дня через три... Дня через три на том конце провода рассмеялись. Это был тихий и хриплый женский смех. Тихий-тихий, и от этого жуткий.
Лиля подумала, что сходит с ума. Не тогда, когда услышала этот смех, не тогда, когда накапала себе чуть ли не полстакана корвалола, а потом, когда достала с антресолей фотографии Олеси и уселась с ними на диване.
На одной фотографии Олеся сидела на кровати, обхватив руками колени, на другой, ещё в студенческой компании поднимала тост, на третьей совсем маленькая, страшно напоминающая Оленьку, делала уроки - кончик языка высунут от напряжения, светлые волосы обрамляют нежное лицо...
Лиля смотрела на эти фотографии и вслух спрашивала: "Ну, что на с ним делать? Ты чувствовала, что так будет, да? Ты теперь в своем Лондоне, а я здесь. И Оленька здесь... Ну, подскажи мне, как поступить?"