— Не люблю, когда кто-то использует меня в своих целях. Например, лечит мною свои комплексы, — ко времени вспомнила я, что лучшая защита все же нападение.
Терёхин тут же отстранил меня, но рук не убрал, пусть те со спины уже вернулись мне на плечи.
— Скажи лучше, что ты любишь. Тогда мне будет чуть легче соответствовать твоим требованиям к мужскому населению планеты Земля.
Изощрился — теперь не скажешь, что он не мой мужчина, а поведение и душевное состояние посторонних представителей сильного пола меня, типа, не трогает. Но Терёхин трогал меня в прямом и переносном смысле.
— Люблю, когда они ведут себя ответственно. Не опаздывают на встречу с учителем ради мелочных удовольствий.
По губам Валеры скользнула легкая улыбка — и чего это я смотрю на губы, вместо глаз?
— Я не опоздаю. С Никитой я ответственный задним числом. Зато слишком ответственный. После того, как повёл себя безответственно четырнадцать лет назад.
— Вот нельзя так говорить и думать. Он чувствует, что ты считаешь брак с его матерью и его рождение ошибкой, и от этого все ваши проблемы.
— То есть нужно врать?
— Не получится. Дети сердцем чувствуют ложь. Как насчёт попытаться стать хорошим отцом?
— Извини, вряд ли у меня получится. Перед глазами нет ни одного примера, к сожалению. Дядя Серёжа, возможно, стал бы таким отцом, будь у них с женой дети.
— Все равно… Ты должен пытаться.
— Почему я все время что-то должен?
— Потому что ты — родитель. Все — это раз и навсегда, без вариантов. Давай уже, исполняй свой родительский долг. Дружеский ты уже исполнил.
Я попыталась его толкнуть: да не тут-то было — Терёхин тут же перешёл в оборону и зажал мое кулачное оружие у себя на груди. Не дай бог поцелует — убью! Он ведь нарочно испытывает мое терпение!
— Последний вопрос — в каком платье ты будешь в субботу? Я должен тебе соответствовать.
— Приходи вот так и будешь соответствовать.
— И все же? В каком?
Глаза сужены — мои тоже, но я с ним не заигрываю: просто в лицо ударило редкое питерское солнце, которое тоже никогда не видело меня в сомнительных объятьях в собственном дворе.
— От барона Штиглица.
— Штирлица?
— От Штирлица можешь взять костюм для себя. Серый. Черный не бери. Не в гестапо идешь. Валера, отпусти уже меня!
Дернулась, но осталась на месте.
— Пока не получу ответ, не отпущу.
— Я тебе его сразу дала. Если ты не знаешь, кто такой Штиглиц — это твои проблемы, не мои.
— Я, видимо, общаюсь с неправильными женщинами. Но я исправлюсь. Уже начал общаться с тобой… Так кто это такой? Немецкий дизайнер?
Я улыбнулась, но не так широко, чтобы не дать повод для поцелуя, пусть даже и дружеского.