Уже ночью, когда уставшие за день юнцы позасыпали, к задумчиво сидевшему у костра Сашке подошел Кветан. Сотник всегда учил своих подчиненных думать головой, анализировать ситуацию, принимать решения, включая логическое мышление. Ему было невыносимо видеть рядом с собой тупых болванов, способных лишь саблей махать.
– Надумал чего, батька?
– Нет. Не выходит каменный цветок, видно, старость подходит. Однажды встану поутру с криком «здравствуй, маразм!». Никто и не удивится. Ну, а ты чего не спишь? Или твое время сторожей стоять?
– Нет, в карауле сейчас Наседа с Хвощом. Я вот о чем подумал. Помнишь, верстах в сорока от Чернигова мы вроде бы следы потасовки зрели? Неподалеку от пересечения дорог.
– Ну?
– Там еще поросший мхом жига лежит, дорогу кажет.
– Ну, одна на север к смолянам ведет, другая – к границе, в переяславльские земли. И что с того?
– А то, батька! Мыслю, что неподалеку в засаду садиться надобно, неча нам дорогу бороздить туда да обратно.
– О-о, да таких примыкающих дорог на всем тракте десятки, так что – мне вас у каждой по одному расставить?
– Таких, да не таких. Я у челяди на постоялом дворе узнавал, поблизости от тех мест уже с добрый десяток пропаж было. Одно смуту на ум несет, я на месте потасовки окромя людских волчьи следы зрел. Може, волки опосля наведались, на запах крови приходили? Так днесь зима ушла, в лесах живности много, сытые они нынче. Чего им на дорогу-то выходить? А все ж решайся на засаду, батька!
– Добро. Иди, ложись, утро вечера мудренее.
– Да и ты б ложился, глухая спень на дворе.
Утром, перекусив остатками еды, выехали, взяв направление на Чернигов. Галопом поскакали по извилистой, довольно широкой дороге, с песчаным грунтом, утоптанным сотнями повозок. Справа и слева тянулся пейзаж густого леса, в котором пространство между деревьями заполнил колючий высокий кустарник и непролазная лещина. Шорох песка под копытами глушил лошадиный топот. Возницы телег, едущих навстречу, издали заметив всадников, одетых в кольчуги и шеломы, оружных до зубов, принимали правее, выезжая на обочину, нашаривая, подвигали поближе к себе топоры и дубины, с опаской наблюдали, как вои верхами проходят мимо, спешат по своим делам.
К деревянному широкому и длинному мосту через Десну отряд вышел только к середине второго дня, а переправившись, уже версты через три подъехал к вожделенному перекрестку, где на обочине дороги, ведущей в смоленские земли, лежал огромный, с сединой от поросшего мха, камень, вещающий о дорогах и их направлениях, – жига.
Горбыль огляделся. Простора для маневра было мало. Вокруг перекрестка и дорог, уходящих с него, простиралась стена густого леса.