Наконец, плотник остановился на одной из многолюдных улиц и, положа руку на плечо сына, сказал:
— Антонен! Мы должны здесь навсегда расстаться с тобой.
— Навсегда! — повторил Антонен словно во сне и посмотрел на отца своими большими изумленными глазами.
— Да, дитя мое, так надо! Ты более не вернешься домой, потому что я ничего не могу для тебя сделать. Тебе двенадцать лет, ты достаточно силен и достаточно ловок. В наше время не трудно пробить себе дорогу; для этого нужно иметь только ум. Оставь нас с нашею нищетою и постарайся сам устроить свою жизнь. Иди, милый мой, иди! Может быть, сегодня же или завтра тебе кто-нибудь даст убежище. Иди с тем, что дал тебе Господь!
Сказав это, плотник поцеловал сына и скрылся в шумной толпе прохожих.
Изумленный Антонен стоял среди улицы, опустив руки и поникнув головой, стараясь понять значение последних слов отца: «С тем, что дал тебе Господь».
Сказать по правде, несчастному ребенку в эту минуту показалось, что Бог ничего ему не дал, кроме городской мостовой, на которой он мог бы прилечь и заснуть, когда настанет ночь, с тем, чтобы на другой день уже не прилечь, а упасть на нее от усталости и голода.
Вы скажете, что он мог возвратиться домой, потому что двенадцатилетний мальчик всегда может ориентироваться даже в большом городе. Конечно, для этого вовсе не требовалось, чтобы дорога была отмечена белыми камешками или крошками хлеба; плотник жил на чердаке в улице Бак и чтобы выйти туда из квартала Монмартр или Св. Антония, где был покинут ребенок, не нужно было обладать большим пониманием. Но спрашивается, для чего было возвращаться домой? Для того, чтобы снова быть изгнанным? Чего мог ожидать Антонен в доме, где было столько голодных ртов и без него? Хотя Антонен был еще ребенок, но обладал уже самолюбием и был для своих лет очень развит. Вместо того, чтоб в отчаянном положении своем усмотреть жестокость отца, он усмотрел в нем вызов, пробуждающий его силы, чувство собственного достоинства. Подняв голову и сделав рукой решительный жест, Антонен сказал: «Пусть будет так! я пойду с тем, что мне дал Господь!» И он смело пошел вперед. Но куда он шел? Была ли у него какая-нибудь цель? Он этого и сам не знал. На какой улице тот дом, где он, по словам отца, может найти приют? Правда, отец добавил: «сегодня или завтра». Но если его приютят только завтра, то кто накормит его сегодня и на какой постели проведет он холодную ночь?
Все это были вопросы, на которые не мог ответить сам Антонен.
Всякому другому на его месте пришла бы в голову мысль просить милостыню у прохожих, искать ночлега и пищи.