– Льюис уехал, он стал призраком, – говорит Кассиди.
– Белая женщина, – прибавляет Гейб, будто это все объясняет.
– И одна служащая почты, – прибавляет отец, оглядываясь вокруг. – Она тоже была из племени кроу? Я видел ее фото в газете. Держу пари, жена застукала его, когда он крался к ее типи[37].
– Льюис не стал бы, – возражает Кассиди.
– Что не стал бы? – спрашивает мальчик. – Изменять жене или убивать двух человек?
Гэбриел касается того места на щеке под глазом.
Отец продолжает озираться.
– Где твои собаки, Касс? – наконец спрашивает он.
Кассиди оглядывается по сторонам, словно только что заметил их отсутствие.
– Собаки Касса прямо как преступники, – говорит Гэбриел, расстегивая ковбойскую рубаху. – Видят полицейского племени и – фью – удирают в горы. Или любого, у кого есть бляха. Так же они ведут себя при виде егеря. Не могут отличить Дэнни Пиза от полицейского. Глупые собаки.
Кассиди встает и тоже начинает расстегивать рубаху.
– Ты сегодня не ел? – спрашивает он у мальчика, понизив голос, как старый индеец, но голос его звучит фальшиво.
– Только пил воду, – отвечает отец вместо сына.
– Я тоже, – говорит Гэбриел.
Кассиди кивает, дескать, и он тоже.
– ИэСПиэН[38] начинает передачу в одиннадцать? – спрашивает мальчик у отца.
– И снова выходит в эфир в два, – отвечает отец.
– Кстати о цифрах, – Гэбриел прищуривается, как будто ему неприятно, что приходится поднимать эту тему.
Отец передает ему пять банкнот. Кассиди следит за тем, как деньги исчезают в кармане джинсов Гейба, которые он снял и повесил на спинку стула.
– Вы когда-нибудь интересовались, откуда взялось выражение «голый, как олень»? – спрашивает Гэбриел, раздетый до растянутых трусов-боксеров.
– Слушайте внимательно, – предупреждает Кассиди, сбрасывая сапоги. – Вы сейчас услышите порцию хорошего вранья.
– Во времена вторжения поселенцев на территории индейцев нас называли «оленями», – авторитетно заявляет Гэбриел, оглядываясь в поисках предмета, на который можно опереться, пока он будет стоять на одной ноге, снимая боксеры.
– Наверное, потому, что мы всегда были сексуально озабоченными[39]. Мы ходили голыми, так как джинсы еще не изобрели. Поэтому, знаете, те индейцы приходили в факторию и – «Джим, они опять голые, что нам делать? Смотри, смотри, прячь женщин, эти индейцы голые, как олени, они совсем голые…».
– Я вас предупреждал, – говорит Кассиди, вешая штаны на спинку своего стула.
– Разве потение не сопровождается пением, или барабанным боем, или чем-то подобным? – спрашивает отец, разглядывая холмик, служащий парильней.