— У нас появилось дело? — спросил он.
— Не совсем. Просто я хочу кое-что, вернее, кое-кого проверить.
Миндаугас уже понял, что она решила помочь Шуре. В чём будет выражаться эта помощь, он расспрашивать не стал. Просто приготовил завтрак. А когда мыл посуду, услышал шум выезжавшей за ворота машины.
Несмотря на ночной дождь, утром погода стояла просто волшебная! В посёлке было тихо и солнечно. Наконец-то начали приобретать пёструю окраску листья на деревьях. Пряный ветер, перелетая с участка на участок, приносил на своих крыльях томительную сладость. Возле заборов виднелись сиреневые и розовые облака высоких кустиков, сплошь усыпанные цветами.
Этот дар осени язык не поворачивался назвать сорняком, но и садовым растением владельцы участков его не считали. Вот и рос он за забором и вдоль дорог.
В детективном агентстве «Мирослава» на эту пору никаких дел не было, поэтому Мирослава из чистого любопытства решила разгадать, зачем слесарь приходил в тот подъезд в день убийства и почему он молчит как партизан.
Выждав время, когда всё трудоспособное население отправилось на работу и на учёбу, а дома остались одни пенсионеры, Мирослава вошла в подъезд, где жили Бессоновы.
Одну за другой она обходила квартиры под видом сурового проверяющего.
Обход этот не давал никакого результата, пока в одной из квартир дверь ей не открыла старушка лет восьмидесяти и не пригласила пройти в квартиру.
Мирослава сразу догадалась, что бабушка была не прочь, как говорят в народе, «поточить лясы».
— Вы, милая, по делу или как? — спросила она Мирославу, усадив её на крохотный угловой диванчик на кухне.
Мирослава не стала читать старушке лекции, что пускать в дом незнакомых людей в наше время недопустимо, она просто тихо вздохнула и спросила:
— А как вас зовут?
— Степанида Ивановна.
— А меня Мирослава Игоревна. Я проверяю работу слесаря. Жалоба на него поступила.
— Да это от кого же? — всплеснула руками старушка.
— Не могу вам сказать, — таинственно произнесла Мирослава.
— Не иначе как от Зинки Пичужкиной!
— Почему вы так думаете?
— Так он к ней постоянно захаживал, а тут, после убийства, как отрезало. Знамо, испугался и хвост поджал. А Зинка, видать, взъерепенилась.
— Так почему же никто не сказал полиции, у кого в тот день он мог быть?
— Пожалели шалаву, — вздохнула Степанида Ивановна, — да и слесаря-то жалко.
— И с чего бы это такое, я бы сказала, весьма несвоевременное проявление жалости?
— Да как же это не своевременное?! Вы, голубушка, хоть знаете, кем у Зинки муж работает?
— Понятия не имею, — невольно улыбнулась Мирослава.