– Что ты несешь, Лютик! Причем тут твои дурацкие поэмы?
Она запнулась и закрыла глаза. Лютику стало стыдно.
– Ты сама-то когда спала, Иоля?
– Я… Это неважно. Я крепкая.
– Иоля! Я тебя сменю, дуреха! Иди поспи. А это еще кто?
Лютик не понял, откуда исходит голос, пока не опустил взгляд: в дверях стоял низушек, белый халат заляпан бурым, завязочки еле сходятся на круглом животике.
– Вы… Русти?
– Русти, – это прозвище, – устало сказал низушек, вскарабкиваясь на стул, и болтая в воздухе коротенькими мохнатыми ножками, – а для вас, сударь, я Мило Вандерберг, полевой хирург. Дипломированный хирург, заметьте. С двадцатилетним стажем. А вовсе не эпидемиолог, курва мать. Эпидемиолог смылся.
– Сударь, – робко сказала Иоля из-за спины у Лютика, – ну вот зачем вы встали? Тут все спокойно. То есть…
– Больных больше не несут, а просто складывают в ямы, – закончил за нее низушек, – это, конечно, хороший знак. Тьфу ты! – Он вцепился широкими лапами в курчавую рыжую шерстку на голове, – ну почему, почему эту заразу ничего не берет? Я перепробовал все, что можно, даже ртутные соли! Даже экстракт из плесени. Он отлично помогает от воспаления, экстракт из плесени. Но даже если бы от него тут и была бы какая-то польза, его потребовались бы целые бочки. Бочки! А это еще кто?
– Эсси Давен, известная поэтесса.
– Не слышал, – мотнул головой низушек.
Кряхтя, он слез со стула, подошел к Эсси, ухватился широкой лапой за ее тонкое запястье, постоял с минуту, мигая воспаленными глазами.
– Ну, уже недолго.
– Вы же врач, – голос у Лютика вдруг сделался тонким и жалобным, почти детским, – вы должны ей помочь!
– Должен. Но не могу. Тут таких сотни. Курва, да их уже тысячи! И я никому не могу помочь. Какого черта вы чешетесь?
Лютик спохватился. Он давно уже собирался поглядеть, что такое творится с его подмышками и руками, но никак не получалось. Теперь можно.
Он стащил камзол и отвернул рукава тонкой нижней рубашки. Рукава были грязноваты и в том же отчетливом свете масляной лампы было видно, что они сплошь усеяны мелкими бурыми пятнышками.
– Господин Вандерберг, – тихо пробормотал он, – что же это?
Низушек отпустил запястье Эсси и бесцеремонно схватил Лютика за руку, вывернув локоть.
– Укусы, – сказал он, – блошиные укусы. Так я и думал. Это все блохи, Иоля. Крысы с «Катрионы». И блохи. Курва, им достаточно было не пустить крыс в город. Это просто. Поставить на швартовочные канаты такие гладкие металлические диски, чтобы крысы не могли пробраться с корабля. И, конечно, карантин. Две недели в карантине, и мы бы имели «Катриону», полную трупов и здоровый город. Наши городские службы пора топить в нужнике.