– Птицезверь? Как он выглядит?
– Описания туманные. Обитает на одном из островов Безумного моря. Размером с низушка, но сложения более изящного. Очевидно, гуманоид, вместо рук – крылья, на голове – гребень. Жертв усыпляет, а затем похищает и уносит в своё жилище.
- И при этом размером с низушка? Тогда их должно быть трое-четверо как минимум. Насчёт изящного сложения – это вряд ли. – Говорил ведьмак спокойно, почти лениво. – Лёту от побережья до Межи – не один день. Значит, в основном парят. Крылья должны быть длинные, узкие. И, кстати, ноги у них наверняка мощные: не в зубах же они переносят детей. Это если вообще переносят. Я бы предположил, что расправляются с жертвами сразу: какой смысл нести добычу несколько дней? Разве только, – пожал он плечами, – чтобы накормить детёнышей. Или отложить в неё яйца, как, например, делают некоторые осы.
– Или это приношения для каких-нибудь чёрных ритуалов, – пробасил бородач с белёсой отметиной. – А что? Очень даже может быть.
– Ясно одно: после того, как похищены, дети долго не живут. Сутки-двое – и всё. – Стефан повернулся к капитану: – Я хотел бы взглянуть на ваш Манускрипт. Может быть, замечу то, чего не заметили вы.
– В своё время непременно увидите. Но пока… – он покачал головой, – достаточно того, что вы уже знаете. Поразмыслите над этим, мэтр. Мы хотим, чтобы вы как следует подготовились. Чтобы вы не оплошали.
Ведьмак кивнул и встал:
– Непременно постараюсь оправдать высокое доверие. Если это всё, господа, – благодарю за ужин. Пойду готовиться – чтоб не оплошать.
Другие тоже стали подниматься, хмурые и молчаливые. Только Ахавель сидел на прежнем месте и, щурясь, курил трубочку. Как будто чего-то ждал.
На палубе царило оживление. Оказалось, на звуки скрипочки приплыл детёныш морского монаха. Как писал Томас Хантимпрейский, любопытство в них всегда пересиливает осторожность; ведьмак, впрочем, считал, что дело тут не в любопытстве, а в особой стратегии выживания.
Монашёнка выловили прежде, чем вмешались родители (а может, тех и вовсе не было); теперь пушистый малыш ползал между бухтами канатов, заглядывал большими человечьими глазами в лица, пищал на дикой смеси языков. Пытался петь, но голос срывался.
Матросы смеялись, кто-то поднёс ему размоченный в гроге сухарь. Монашёнок потянулся к руке дрожащими губами. Личико у него было сморщенное, искажённое, как у престарелого младенца.
– Пальцы береги, – бросил ведьмак. – Они плотоядные, даже детёныши.
Он прошёлся от юта к баку, потом назад. Ни Мойруса, ни Луки среди матросов не было; но и в капитанской каюте они не ужинали.