Затем подняла ногу и попробовала кончиками пальцев воду в лохани. Пальцы ног у нее были точно лепестки, а ногти розовые и блестящие. И даже чистые.
От ноги Лютик не смог отвести глаз, замечательная у нее оказалась нога, тонкая в щиколотке, с выгнутым сводом стопы, а вся стопа могла бы уместиться в его ладони. Все ж таки, есть в ней некий шик, в этой породе.
Она почувствовала его взгляд, повернулась – соски угрожающе нацелились на него.
– И я, конечно, должна буду с тобой расплатиться натурой, маленький Dh’oine?
Лютик пожал плечами.
– Спал я как-то с эльфкой. Ничего особенного.
– Ты! – она фыркнула, – ты, наглый самец короткоживущего вида… ничего особенного? Да как ты…
Лютик, не давая себе труда ответить, поднялся и стал рыться в дорожном сундуке. Извлек оттуда чистую рубаху, не шелковую, правда, но тонкого, гладкого полотна, пару аккуратно сложенных батистовых носовых платочков, панталоны и чулки.
– Есть еще штаны для верховой езды, запасная пара, – сказал он, – хорошие штаны. Но, боюсь, не налезут. Задница у тебя пошире моей…
– То есть, как это? – она вновь фыркнула, уже сидя по пояс в воде и яростно поливая себя из кувшина – оттого поднялся фонтан брызг, словно бы она изображала из себя легендарного морского коня, – как это пошире? Ты, разожравшийся поэтишка, ты…
Каждый всплеск Лютик приветствовал довольным кивком.
– Наглый, толстощекий… розовый… мерзкий…
– Огонь девка, – бормотал Лютик себе под нос.
– Погоди, – она медленно осознавала, – ты что… шутишь, да?
– Ну наконец-то! – Лютик вздохнул, уселся на стул, и вытянул ноги. – Поздравляю! С чувством юмора у вашей расы всегда было не очень-то…
– Придурок, – с чувством сказала Торувьель. – Bloede arse.
– Не без этого, – согласился Лютик, рассеянно любуясь гладкими и мокрыми черными прядями, облепившими высокую бледную шею и острые плечи, – но, знаешь, Торувьель… мне и правда жаль, что вы уходите. Без вас будет… пресно.
– Зато нам без вас, наконец-то…
– Это ты сейчас так думаешь. Нет, погоди, Торувьель. Va’esse deirdeadh aep eigean. Верно. Что-то всегда кончается. Это… нормально. То, что уходит магия… уходит волшебство… наверное, это правильно. Магия не для людей, знаешь ли. Вам, народу гор, с ней управиться проще. Я даже думаю, она не уйдет совсем. Окончательно. Что-то останется, какое-то эхо. Напоминание о несбыточном. Тоска.
– Так вам и надо, – мстительно сказала Торувьель, выпростав из лохани длинную белую ногу и шаря ею в воздухе в поисках опоры.
– Все эти… расфуфыренные чародейки. Важные чародеи. Будут надувать щеки… делать вид, что им все еще доступно то, что недоступно другим. Будут опускаться до дешевых фокусов. В конце концов станут всего лишь комичными фигурами. Клоунами. Это грустно.